Мальчишка сидит – голова вся седая, —
Ручонки свои положив на колени.
Но вот поравнялись. И стала лошадка.
Мальчишка поднялся, поправил уздечку:
«Ну, что же, тебе, как я вижу, не сладко?
Садись, для тебя здесь найдется местечко».
И тронулись. Тихо. Лишь стонут колеса,
И сами собой опустились ресницы.
А там за окошком холмы и откосы
И голос какой-то неведомой птицы.
Дорога вилась и стучали копыта:
Забыто, забыто, забыто, забыто…
Что было – забыто, что будет – то будет.
Нас прошлое судит, нас прошлое судит.
Что было – забудьте. И прошлого нету.
Ведь это всего лишь мгновение света.
Оно появилось – и кануло в Лету,
Как ветхие буквы святого завета.
Так долго мы ерзали, целую вечность.
Казалось, конца той дороги не будет.
Дорога вилась, уходя в бесконечность,
На ней появлялись и звери, и люди.
Но вот полустанок, глухой и дремучий.
Сюда привела нас дорога лихая.
Деревья сухие, кустарник колючий,
Прогнившие избы, земля неживая.
Мне странным одно только здесь показалось:
Как будто знакомым мне все это было.
Свиданье когда-то давно состоялось
С загадочным этим и сумрачным миром.
«Но кто же ты, спутник мой верный, скажи мне?
Стоим мы с тобой в неизведанном месте,
С тобой пережили мы грозы и ливни,
С тобою так долго мы ехали вместе…»
Спросил, посмотрел на него и отпрянул:
Старик, не мальчишка, большими глазами
Смотрел на меня детским взором упрямо,
С седыми, как лунная ночь, волосами.
Смотрел на меня он, и мне стало ясно —
Себя я увидел, свое отраженье.
Глаза мне сказали, что было – напрасно.
Что было – всего лишь к бессмертью движенье.
Вот поезд. И окон пустые глазницы.
И нет фонарей на последнем вагоне.
И те же, но мертвенно-бледные лица,
Которые были тогда на перроне…
А на улице опять была весна. Капало с крыш, солнце разливалось по оживающему, теплеющему воздуху, затекало в самые темные ленинградские дворы. Оно пробиралось сквозь пыльные стекла, оставляя в воздухе светлую полоску, в которой плавали пылинки. Но почему-то свежий живой воздух, проникающий через открытые форточки, не нес свежести темным комнатам, они делались холодными, пустыми, громадными. Душно мне! Душно! Хотелось вырваться из каменных клеток на волю. Но она была далеко. Далеко.
Потом уже отцветала черемуха, ее светлый запах после мягкого майского дождя сначала прикасался к нему, а затем и завладевал всем его существом. Но вместо ощущения свежести и красоты становилось еще душнее от бессмысленности и несоразмерности своего существования.
Зачем я живу?
И как на ладони представилось дальнейшее – никому не нужный человек, впоследствии – старик.
Душно мне! Душно! Свежая зелень тополей протягивает