За эти несколько дней я испытала столько душевных страданий, что мне срочно нужно было кого-нибудь обнять, а мои холодные родственнички для этой цели не годились. Маман все больше делала вид, что уже спит, если я появлялась дома (похоже, что моя лекция о сотворении мира произвела на нее неизгладимое впечатление, и она боялась продолжения, как вселенского мора, что я вполне могла понять, так как в прошлый раз меня прервали только на моменте образования Авесказары), папа вечно пропадал на парламентских совещаниях или играл с друзьями в зачарованный крокет, Кристиан был занят планированием пакостей. Он, кстати, не стал подпиливать мебель в моей комнате, а просто приклеил все предметы к полкам магическим клеем, и особенно постарался в ванной, тщательно промазав всю туалетную бумагу. Воспользовавшись тем, что он не станет говорить правду, так как сильно хочет выучить свое первое в жизни световое заклинание, я нажаловалась отцу! Папа проникся ситуацией, но решил вопрос по-своему – заставив Кристиана разносить членам своего джентельменского клуба напитки на следующей игре в крокет. Кристиан оказался настолько великолепным подхалимом, что за эту игру собрал немало чаевых, на которые как следует оторвался в лавочке сэра Гарвика, накупив светящихся жвачек, кремов временного облысения и бомбочек. Кстати, после помилования Кристиана папенька, занимаясь вечерним чтением газет, даже удосужился уделить мне время и спросить, как идут мои дела с дипломом, когда я проходила мимо. При этом он так странно посмотрел мне в глаза, будто знал, что идут они так себе и в какую-то нехорошую сторону. Я, разумеется, профессионально соврала. Не буду же я вмешивать моего вечно занятого и слишком далекого от мелкой материальности отца в такие дела, как мой конфликт с нумой Антинуйей. Но, может, я надумываю про папенькин взгляд. Может, просто маман проболталась ему про ключ? И он пытался выяснить по степени нечестности моего взгляда насколько сильно я нарушила суверенность бабуленькиного склепа? Теперь мы этого не узнаем, ведь откровенные разговоры всегда пугают. Кто знает, к чему они приведут? А сидеть наказанной в заточении и читать талмуды Ордена с назидательными речами, этакий магический Домострой о морали и нравственности, мне не хотелось.
И, наконец, моя дорогая сестра жила далеко отсюда в предместье Гренлока, в чудесном живописном поселке Агробурге. Выезжать оттуда она не любила, потому что за пределами Агробурга были люди, много людей. А их она тоже не любила. В самом же Агробурге она вполне могла отгородиться от его немногочисленных жителей своей высоченной аллеей из вишен, высаженной по всему