Такое же ощущение было и у Тимофея. Он ехал в больницу. За окном мело. Тимофей приоткрыл окно, внутрь жёстко хлестнуло морозным ветром, и влетел заряд снега.
– Закрыли бы, Тимофей Егорыч, простудитесь, – сказал шофёр.
– Ничего со мной не сделается до самой смерти, Иван Степаныч.
– Ну, сделается – не сделается, а надо закрыть. Мне потом отвечать за вас, а уж как Сергей Палыч умеет стружку снимать, не мне вам рассказывать.
– Да не ворчите вы, Иван Степаныч. Откуда ему узнать, да и приехали уже. Вы давайте-ка домой и отдыхайте. А я немного пройдусь.
– По такой-то погоде?
– Да говорю же: ничего со мной не случится.
– А домой как же?
– На троллейбусе. Тут двенадцатый номер идёт до Манежной площади.
– Как же я оставлю вас без охраны?
– Иван Степанович, дискуссия окончена, – строго сказал Тимофей и зашагал по сосновой аллее.
Морозец был славный. Дуло ужасно. Он поднял воротник, но это мало помогало. К тому же он был в лёгком пальто, прогулка не предполагалась.
В этот вечер у Маши было хорошее настроение, она рассказала множество анекдотов, и Тимофей удивлялся: откуда это? Не утерпел, спросил.
– Маша, ты раньше никогда не рассказывала анекдотов или я чего-то не помню?
– Да нет, это я здесь пополнила свой багаж. В больнице чего только не наслушаешься. Меня одна девочка даже ругаться научила.
– Как ругаться?
– Нехорошими словами.
– Тебя нужно срочно забирать отсюда, а то ты окончательно испортишься.
– И я о том же. Забери меня отсюда.
– Рано ещё.
Её хорошее настроение погасло.
Когда Тимофей вышел из сосновой аллеи на Волоколамское шоссе, он увидел, что Иван Степаныч дожидается его. Сел в машину. Ничего не сказал.
Утром он почувствовал жар. Измерил температуру. Градусник показал: 39,5. Выпил чаю с малиной и отправился в Центр. У Сергея Палыча глаз-алмаз, он сразу увидел, что Тимофей сегодня никакой. Вызвал врача. Доктор только глянул – всё понял. Сунул градусник Тимофею под мышку: 40,2.
– Что, доктор? В Сокольники, в госпиталь?
– Можно и дома, если будет соблюдать режим. Врача и сиделку я прикреплю.
– Как, Тимоха?
– Лучше дома.
– Так и решаем. Делайте, доктор, что нужно.
Через три дня выяснилось, что у него сильнейшее воспаление лёгких. Встал вопрос о госпитализации. Тимофей упёрся: ни за что. Сергей Павлович распорядился, чтобы были приняты все меры для проведения интенсивного курса лечения. Врачи дневали и ночевали в доме Тимофея, сиделки, сменяя одна другую, не отходили ни на шаг. Две недели Чумаков в борьбе с недугом провалялся дома. В конце февраля слабый, едва державшийся на ногах он стал холить по квартире. А потом дело быстро пошло на поправку. Маше он ничего не