В назначенный день Тимофей повёз Машу в больницу. Это было на окраине Москвы, у самого канала Москва – Волга. Волоколамское шоссе было совершенно свободно, и добрались они быстро. В регистратуре подтвердили: профессор на месте и ждёт их. Одна из медсестёр проводила до нужного кабинета.
– Маша, посиди в коридоре, пока я переговорю с профессором.
Вдоль стены тянулся длинный ряд стульев, Маша присела на краешек одного из них.
Профессор, плотный, крепкий человек, с первого взгляда производил впечатление надёжности. Казалось, на нём никак не отразились его шестьдесят пять лет, рукопожатие было по-мужски крепким. Такое рукопожатие вполне могло быть у какого-нибудь молотобойца или шахтёра.
– Так-с, с чем пожаловали, Тимофей Егорович?
– Вот привёз к вам девушку Машу. Беспокоит меня её кашель.
– И кем же доводится вам девушка Маша?
– Пока, профессор, никем.
– Надо понимать, статус её не определён и зависит от того, что вы ожидаете услышать от меня?
– Вовсе нет, Александр Ефимович. Пока меня просто беспокоит её здоровье, и это важнее всякого статуса.
– Что ж, приглашайте вашу даму в кабинет.
Маша вошла, отчего-то оробев, что вовсе для неё не свойственно. В больнице ей стало не по себе.
– Ну-ка, ну-ка, Машенька, раздевайтесь и присаживайтесь ко мне поближе, будем с вами разбираться.
Тимофей тоже было присел на свободный стул, но профессор, взглянув на него поверх очков, строго сказал:
– А вы, батенька, извольте подождать за дверью, коль статус ещё не определён, делать вам пока здесь нечего, – и улыбнулся, давая понять, что суровость эта нарочитая, напускная.
Возражения исключены, об этом Тимофей был предупреждён друзьями, рекомендовавшими ему Рабухина как самого выдающегося на сегодняшний день в стране пульмонолога. Пришлось отправиться в коридор. Ждать пришлось долго.
Тем временем Маша прошла за ширму, разделась и робко села на стул, стыдливо прикрываясь руками.
– А вот стесняться не надо. Я должен вас видеть такой, какая вы есть.
Маша опустила руки и теперь не знала, куда их девать.
– Нуте-с, нуте-с, сначала несколько вопросов.
Беседуя с Машей, профессор подробно расспрашивал её о том, как она живёт, каковы квартирные условия, как питается, чем болела в детстве. Потом, приложив стетоскоп – металлический кругляш стетоскопа оказался холодным, и это было неприятно, – выслушал её со стороны груди, попросил повернуться, выслушал со спины. Хрипы в груди были слышны совершенно ясно и сомнений в их происхождении не вызвали.
– Покашляйте, Маша, – распорядился профессор.
Маша покашляла. Кашель был сухой,