Я потянулся к поясной сумке и достал оттуда чуток самодельных благовоний, немного трута, масло и огниво. Сложил всё это в чашу, залил маслом и поджёг. Именно так у нас и было принято хоронить и поминать ушедших: в огне, и огнём. Не все, ясное дело, удостаивались священных похорон: люди беднее или слабее верой хоронили своих умерших в сырой земле или холодных склепах. Но дед мой был человеком особенным.
Дело было сделано. Я поднялся, отряхнул колени, и вместе с чужеземцем мы направились в деревню. Об оставленной у привала дивной голубице я совсем позабыл.
⊱ ✧☽◯☾✧ ⊰
– И ты так легко согласился стать его проводником?
Укор в голосе матери всегда отдавал лёгкой иронией, – словно ты совершил нечто необычайно глупое, и чудно́, что сам этого ещё не осознал. Нынешний день исключением не был. Потому-то они с отцом так редко и спорили – стоили друг друга.
– Ну а что ещё мне было делать? – пожал я плечами. – Не пообещай я ему показать дорогу, он меня дальше и слушать бы не стал; ну а так поведал столько всего интересного! Он же прибыл издалека, мама. Он – путешественник!
Моя мать чуть скривилась, бросила взгляд на чужеземца. Тот стоял чуть поодаль от охотничьего домика. Стоял как статуя, держа обе руки на виду и подальше от меча, и тем не менее несколько человек из деревни демонстративно проверяли луки у него на виду.
– Ну и откуда он? Кто он таков, представился?
– Он назвался урождённым чаандийцем, мама. Сказал, что странствующий воин, что зовут его Такеда Кеш… Такеда Кенши, и чтобы я скорей отвёл его к господину нашей деревни.
– У нас в деревне нет господ, – отрезала мать. А то я не знаю.
– Я ему так и ответил, на что он спросил, будет ли ему в таком случае дан кров на один день и одну ночь? А затем он обещал уйти. Я решил, что кто-нибудь его да приютит.
Мать нахмурилась, отчего племенные татуировки заплясали на её лице. «Энилин, пора уже выступать!» – вслух заметил один из охотников, но она только отмахнулась.
– Прости, мама, ты злишься?
– И да, и нет, – вздохнула она. – Ты не очень-то осторожен, Неро. Чужакам нельзя вот так вот просто доверять. И тем более вести их домой и поворачиваться к ним спиной.
– Но я и не поворачивался…
– Я видела, как вы шли.
Я насупился. Замолчал. И хотя даже ежу было понятно, что она в общем-то права, меня так и подмывало с ней как-нибудь поспорить. Только вот в голову ничего не шло.
Моя мать была охотницей, и среди всех прочих в нашей деревне она отличалась удивительным мастерством. Это по её стопам я пошёл, когда покинул академию, и она самолично учила меня всем премудростям. Как тихо ступать,