Для реализации историософского замысла М. Кантор обращается к России и Европе, терзаемым социальными катаклизмами на протяжении всего XX столетия. Он наблюдает за тем, как революция, сея хаос и разложение в ходе битвы за равенство, оборачивается безжалостной войной, уничтожающей демократические платформы ради тяжкого созидания. Не так ли будет в наступившем веке?
На смену Ленину, Троцкому и другим вождям мировой революции приходят Сталин и Гитлер – заметные герои «Красного света», субъекты воли, совсем не учитывающей интересы маленького человека, мечтающего о счастье. Многочисленные персонажи романа исчезают и появляются снова, касаются нашей памяти, какое-то время балансируют на ее границе, но капитулируют перед грозными речами о всепоглощающей истории.
Житийность в «Лавре» и историсофичность в «Красном свете» – знаки явного, в том числе эстетического преобладания судьбы над жизнью. Жизнь – разнообразие сюжетных движений, непредсказуемость следующего шага, согласие с уникальностью каждого частного переживания, способного хоть на время поспорить с властью общих начал. Судьба – молчаливая стратегия, определенный вектор развития, пространство реализации условных цифр и символических цветов, освобождающееся от интереса к отдельному человеку. У Е. Водолазкина схема житийного, агиографического текста подчиняет себе романные приключения, сразу же делает финал предсказуемым. У М. Кантора схема историософского размышления часто превращает героев в гротескные фигурки, полностью зависимые от авторского замысла.
Слишком много внимания уделяет М. Кантор очевидному! Трудно входить в его роман – тусклое, затянутое начало. Москва, прием во французском посольстве, собрался весь цвет мягких, почти плюшевых разрушителей, готовых уничтожить страну без ракетных орудий и внешней оккупации: бизнесмен Панчиков, лидер оппозиции Пиганов, галерист Базаров, правозащитники Аладьев и Ройтман, журналисты Фалдин и Фрумкина. Все эти куклы для автора одинаковы, одной грязью мазаны, следовательно, навязчиво бесчеловечны. Они будут часто появляться в повествовании – за границей, в тюрьме, в богатом офисе и скромной гостинице, но ни одно явление не изменит приговора, который произнесен Кантором на первых страницах в присутствии героя-следователя.
Впрочем, в обоих романах центром оказывается речь, духовно-интеллектуальный потенциал текстов, сопряженный с проблемой времени. В «Лавре» время – сила, которая должна быть преодолена. Если этого не случится, жизнь угаснет в быстроисчезающих эпизодах, в случайных всплесках сознания, не подлежащих закреплению в вечности. «Мне все больше кажется, что времени нет», – к этой мысли приходят все герои, симпатичные Е. Водолазкину. Им неинтересна борьба цивилизаций, казусы