Дмитрий Данилов – в рамках традиции, которая представляется мне современным буддизмом – не религиозно-философской, а стилистической реальностью, смысл которой в неприятии суеты, в отсутствии мощного настроенческого двигателя, способного заставить мужика средних лет не останавливаться, не замирать в расширяющемся сне. Будто ритуальные движения на окормляемой местности совершает герой Данилова: посмотрит направо – вокзал готов исчезнуть, взглянет налево – стал призрачным стадион или надоевшая гостиница. Быть посторонним – важно в стилистическом буддизме.
Есть своеобразная красота опустошения, когда необязательность встречи, простого созерцания или легкой прогулки освобождает от всякой ответственности. Ты чувствуешь, что настоящий субъект воли – не ты. И как-то успокаиваешься, едва касаясь качающегося на ветру мира. Вот прошелестели рядом неизвестные мужчина и женщина: «тишина была до их появления, во время их медленного прохождения по пустому месту и продолжилась после их исчезновения за мостом». «Некоторое время было посвящено стоянию в неподвижности посреди пустого места и слушанию гула неизвестного происхождения», – сообщает рассказчик, способный – этого не отнять – обнаруживать гул бытия в неказистой ткани внешнего мира. Даже старая надпись на расшатанном дощатом заборе – «Я не верю, что ты любишь меня» – свидетельствует, что в этом мире ни к чему и ни к кому нельзя привязываться. «Будьте прохожими», – как сказано в одном гностическом Евангелии.
Данной программе соответствует романная речь, свободная от яркости, от любого позитивного утверждения. Слова здесь, будучи раз произнесенными, возвращаются, повторяются, складываются в устойчивые конструкции и бьются в изнеможении друг о друга за неимением достойных предметов изображения. Сообщается, что была речь, а вот что было в ней – об этом ни слова. «Заказывание напитков и закусок, выпивание напитков и закусывание их закусками», – вот и весь нью-йоркский вечер, обозначенный в «Горизонтальном положении».
Город у Данилова – не «маленький Париж», как в романе Виктора Лихоносова, подарившего Краснодару прекрасный миф, по которому можно ходить и любоваться его реальностью, а наша маленькая Пустота – правда, спокойная, беспафосная, в отличие от Пустоты Пелевина. У Лихоносова город – жизнь человека и драматическая смена поколений, у Данилова город – гул бесчеловечности. Брянск ли, Краснодар – все едино: вокзал – центральные улицы – гостиницы – пригороды. Кладбищ нет. Видимо, они слишком экспрессивны и переполнены неисчезающими следами бессмертных душ.
Дмитрий Данилов – честный писатель, и не скрывает: у этого буддизма есть вторая сторона – безволие, пребывание в тотальном бездействии, нежелание отказаться от скуки. Часто говорится о «тупом лежании перед телевизором в ожидании ночи». Опоздать ночью на поезд – уже «интересный поступок».