Игровая стратегия в критике, включающая диалектику лица и маски, роли и амплуа, исповеди и создаваемого имиджа, близка критике современной.
Но современная ситуация отличается от XIX–XX вв. тем, что слово критика теряет свою авторитетность, критика ускользает, как выразилась Н. Иванова. В этой связи говорят о ее кризисном состоянии, «кризисе легитимности»: критика отошла в значительной степени от граждански-просветительской роли, потеряла свое былое влияние в культуре и идеологии и пытается обрести новую роль и соответствующие ей методы, жанровые формы, язык (аналогичные процессы происходили в европейских странах несколько десятилетий назад).
Если XIX–XX вв. критика была адресована более или менее единой общественности, то уже в 1990-е годы каждый из критиков оказывается тесно связанным со своей референтной группой. Поэтому творческое поведение современного критика напрямую зависит от редакционно-издательской политики СМИ. На первый план выдвинулись бытовавшие прежде на периферии рекламные функции. «Закон рынка состоит в том, чтобы рекламы было много и чтобы мода менялась постоянно. В результате изменились литературно-критические «роли», появились новые амплуа – критического кутюрье и рекламиста»[24].
Критики стали осваивать полосы новых газет, еженедельников, глянцевых изданий, Интернета. Уже в 1996 г. заговорили о рождении новой газетно-журнальной критики, возникшей по принципу дополнительности к традиционной общественно-публицистической. Н. Иванова одной из первых обозначила новое направление содержания литературно-критических статей – обращение к литературному быту, прежде скрытому от глаз общественности (правда, еще в начале XX в. А. А. Измайлов в газете «Биржевые ведомости» писал о том, когда автор «Мелкого беса» Ф. Сологуб встает, обедает, купается и т. д.). Но пределы дозволенного, по сравнению с серебряным веком, несравненно расширились: «Описание сцен и скандалов, разыгрывавшихся на собраниях писателей, стало одним из новых жанров в «НГ». И – появился стиль этих писаний; внешне корректный, но по сути «стебный», по интонации высокомерный. Литература предстала делом не только словесным, но и домашним, если не сварно-коммунальным. <…> Литературную жизнь сменил низкий литературный быт, литературное произведение утратило свою значительность на фоне болезненного интереса к частной жизни и стратегии поведения той или иной персоны <…>. Методом воздействия на публику «новой» критикой был избран шок. Эпатаж. Скандал»[25].
Вместе