Русская литературная критика конца XIX – начала XX века. Стратегии творческого поведения, социология литературы, жанры, поэтика. Учебное пособие. В. Н. Крылов

литературы прошлого. В этом смысле символистские интерпретации уже 1890-х годов интересны не только с содержательной точки зрения, но и как формирование новых подходов к классике. В интерпретациях содержалась в явном или скрытом виде диахронная полемика с предшественниками, с определенным этапом эстетического сознания. Предпринимались попытки нейтрализовать, ослабить значимость прежних критических подходов, показать их «ограниченность», невозможность в современную эпоху. Имена радикальных критиков обрамлялись снижающими метафорами, сравнениями, эмоциональными эпитетами (о 1860-х годах: Мережковский: «след мутной волны черни», «одичание вкуса и лени», «наивный ребяческий вздор»; Б. Садовской: «мертвые объятия Протопоповых, Бурениных и Скабичевских» и т. д.).

      3. Своеобразное обучение читателя адекватным приемам восприятия символистских произведений. В ранних статьях В. Брюсова, Д. Мережковского, Н. Минского, К. Бальмонта даются своего рода «обучающие» анализы произведений Ш. Бодлера, Э. По, М. Метерлинка и др.

      Изначальная обращенность критики символистов к элитарному читателю сочеталась с новой просветительской задачей: воспитание эстетически ориентированного читателя. С этим связана и своеобразная эстетическая публицистика – эстетико-теоретические отступления в их статьях не только 1890-х, но и 1900-х годов. Как когда-то Белинский давал в статьях пространные экскурсы в теорию литературы и эстетику, так и символисты, в новых условиях, иначе (и по форме, и по стилю), осмысляли, в сущности, круг тех же проблем (что такое искусство, что такое литература, какой должна быть критика). Поэтому уделяется большое внимание жанру трактатов, теоретических статей. В просветительской деятельности через критику проявилось характерное противоречие символизма: парадоксальное сочетание элитарности и просветительства.

      Эти тенденции найдут продолжение в деятельности всей модернистской критики.

      Менее известным (и малоизученным) предстает игровой вариант творческого поведения критиков XIX – начала XX в. В последние годы, правда, в связи с интересом к наследию О. Сенковского, Ф. Булгарина, В. Буренина, К. Чуковского, А. Измайлова приоткрывается и эта линия русской критики. Уже в деятельности Пушкина создан сатирический образ критика – Феофилакта Косичкина. Иллюзия якобы реального существования критика – Феофилакта Косичкина – поддерживалась Пушкиным на протяжении нескольких лет[19].

      В данном случае речь идет не о само собой разумеющемся соблюдении критиком ряда условностей (правил), задаваемых культурой (скажем, подчиненность литературно-критического текста жанровым закономерностям, характеру аудитории, ее запросам и ожиданиям, осознание того, что «голос» критика – один из многих и предложенная им интерпретация отличается избирательностью, редукцией и неизбежным упрощением необычайно сложного мира художественного произведения). Критик-игрок сознательно ориентируется на игровое поведение, проявляющееся в ироническом остранении, в феномене различных