Пиракс, склонив голову набок, прислушался, проворная игла в его руках застыла над швом. Он понял природу доносящихся сверху всхлипываний и сочувственно покачал головой. В армию, как правило, идут парни крепкие – уже закаленные, тертые, умеющие постоять за себя. Однако и им поначалу приходится нелегко, а что же взять с этого бедолаги? Совсем сопляк еще и вдобавок неженка, куда ему до других? Правда, кое-кто все-таки полагает, что солдатчина может делать мужчин из маменькиных сынков, но чаще все оборачивается много хуже.
Паренек наверху всхлипнул снова.
– Эй! – хрипло окликнул Пиракс. – Что с тобой? Ты мне руку сбиваешь.
Катон пошевелился:
– Я что-то расчихался. Прости.
– Ага, – кивнул Пиракс. – Это бывает. Это немудрено в такую погоду.
Катон утер лицо уголком грубого солдатского одеяла, делая вид, что сморкается.
– Кажется, все.
– Стало малость полегче?
– Да, – отозвался Катон благодарно, потом спросил, чтобы поддержать разговор: – Где остальные?
– В столовой. Играют в кости. Я тоже пойду к ним, как только закончу с шитьем. Хочешь пойдем туда вместе? Посидим, поболтаем с парнями?
– Нет, спасибо. Мне нужно поспать.
– Дело твое.
– Скажи-ка… – Катон неожиданно повернулся и свесил голову вниз. – Этот центурион… Бестия. Он и впрямь такой скот, каким кажется?
– А ты как думаешь? Бестия всегда бестия. Его за глаза у нас так и зовут. Но будь спокоен, ты у него не один. Он всех новичков гоняет до полусмерти.
– Всех? – с сомнением переспросил Катон. – Но мне почему-то перепадает гораздо больше, чем остальным.
– А ты чего хочешь? – буркнул Пиракс, затягивая концы узелка, чтобы тут же скусить их зубами. – Ты в лагере всего один день, а уже получил назначение, которого тут ждут годами.
Катон внимательно оглядел собеседника:
– Тебе это неприятно?
– Конечно. Ты ведь еще совсем сосунок.
Укол попал в цель, лицо юноши вспыхнуло, и он мысленно благословил царящий в помещении полумрак.
– Это решение легата. Я его ни о чем не просил.
– Просил не просил… все равно непорядок. Эта должность… она требует опыта, знаний, смекалки, а за что, объясни, ее дали тебе? Может быть, за прекрасные глазки?
Юноша вновь покраснел:
– Меня… поощрили. И вовсе не за прекрасные глазки, а за заслуги отца.
– Ха! Поощрили!
Высказавшись таким образом, Пиракс отложил в сторону превосходно заштопанную тунику.
– Кстати, – сказал он уже от дверей, – ты смотри, не засни там… в одежде. Бестия терпеть не может неаккуратных солдат. А раз