– О чем это мы сейчас говорили? – спросил, удовлетворенно чмокнув, Сцевола.
– О выпивке. Ты сказал, что там, куда нас направляют, хорошей выпивки нет.
– Правда? Я так сказал? – Старик поднял брови.
– Беда, если на восток, – вскользь заметил Макрон. – У азиатов точно выпивкой не разживешься. Сами они, как я слышал, дуют перебродившее молоко. Не знаю, правда, как насчет этого в Иудее?
Он испытующе глянул на старика. Тот развел руками:
– Я тоже не знаю, пьют там или не пьют. Хотя везде должны пить. Люди есть люди.
Макрон раздраженно поморщился. Разговорить хитрого старика оказалось трудней, чем склонить к соитию девственницу-весталку. Он, уже практически ни на что не надеясь, решил зайти с другого конца:
– Скажи хотя бы, ты не намерен заказать туники потоньше?
– А с чего бы? – Сцевола поморщился. – Кому, глядя на зиму, нужна эта хрень?
Макрон досчитал в уме до пяти, потом взмолился:
– Послушай, Сцевола. Не говори мне вообще ничего, только шепни название края. А я обещаю, что никому о том не скажу. Ни единой душе. Даю тебе слово.
– Конечно, – улыбнулся Сцевола. – Пока к тебе не подкатятся с фляжкой вина и ты не размякнешь. Нет, парень, как я уже говорил, приказ есть приказ. Легату желательно сохранить до поры место нашего нового назначения в тайне.
– Но почему?
– Скажем, из прихоти. – Старый хрен усмехнулся. – Ну, мы с тобой поболтали, пора и за дело. Веспасиан уже к вечеру хочет отдать реестр интендантам. Мне очень не поздоровится, если я его подведу.
– Что ж, – с горечью произнес, поднимаясь, Макрон. – Как говорится, спасибо на том.
– Не за что, – лучезарно заулыбался Сцевола. – Заглядывай, я всегда тебе рад.
Макрон не ответил и пошел к двери.
– Эй, Макрон, – окликнул старик.
– Что?
– Если все же надумаешь заскочить, не забудь прихватить с собой фляжку такого винца. Оно пришлось мне по вкусу.
Макрон стиснул зубы и, тяжело ступая, вышел из оружейной.
Глава 4
Веспасиан поднялся на подиум в полном парадном облачении генерала. Серебристый нагрудник, шлем и поножи ослепительно сияли в лучах полуденного солнца, красный плюмаж и плащ колыхались на слабом ветру. Стоявшие за его спиной знаменосцы держали жезлы. Один был увенчан золотым римским орлом, второй – барельефным изображением Клавдия. Последнее, по мнению Катона, имело какое-то сходство с любившим одновременно поговорить и поесть императором Рима, но в большей степени льстило ему. Под орлом висел квадрат красной кожи с отливающей золотом надписью «Август».
Новобранцы стояли молча, проникаясь торжественностью момента. Плечи их были расправлены, животы втянуты, подбородки, как и положено, вскинуты. Благоговейный восторг ощущал и Катон, хотя учебные щиты по-прежнему казались ему крышками больших плетеных корзин, а древки копий – палками метел. Легат между тем принес в жертву богам двух петухов и по окончании церемонии