– Где эта депеша?
Голос трибуна был низким, нетерпеливым.
Макрон, подтянувшись, пошел к столу, Катон предпочел остаться возле жаровни. От нее ощутимо тянуло теплом, и лицо паренька озарилось легкой довольной улыбкой.
Вителлий повертел в пальцах письмо, ощупал печать:
– Ты знаешь, что там?
– Юноша говорит, что…
– Не тебя спрашивают, центурион. Ну?
– Я полагаю, там приватное письмо императора Клавдия, сэр, – ответил Катон.
Слово «приватное» не ускользнуло от внимания трибуна, и он устремил на паренька ледяной взгляд:
– И что же в нем настолько приватного, что его доставка возложена на тебя?
– Не могу знать, командир.
– Вот-вот, и я думаю, что не можешь, а потому будет лучше, если оно останется у меня. А уж я позабочусь о том, чтобы легат получил его, как только выпадет случай. Оба свободны.
Макрон без размышлений повернулся к двери, но юноша медлил.
– Прошу вернуть письмо мне, командир.
Вителлий вытаращился, Макрон торопливо схватил глупца за руку:
– Пошли-пошли, малый. Трибун – занятой человек.
– Командир, мне велено вручить письмо лично.
– Вот как? – Вителлий нахмурился, и Макрон выпрямился, готовясь принять на себя первую вспышку грозы. Но ничего страшного не случилось.
– Лично так лично, – почти ласково промолвил трибун. И, поднимаясь со своего места, прибавил: – Тебе же хуже, болван.
Он провел их по короткому коридору в приемную, где корпел над бумагами молодой, нагловатого вида красавчик. Заслышав шаги, секретарь вскинул глаза и с ленцой поднялся на ноги.
– Могу я видеть легата? – спросил лаконично Вителлий.
– Это срочно?
– Императорская депеша.
Трибун тряхнул свитком и указал на печать. Секретарь, кивнув, стукнул в обитую медными пластинами дверь и, не дожидаясь отклика, вошел в кабинет. После непродолжительной паузы дверь снова открылась, и секретарь поманил Вителлия внутрь, жестом велев остальным оставаться на месте.
Вскоре из кабинета донесся сердитый голос, слов было не разобрать, но они походили на брань, потом в приемную вышел трибун. Бледный от гнева, он одарил Макрона яростным взглядом.
– Ступайте, вас ждут, – заявил секретарь, кивая центуриону и новобранцу.
Макрон промолчал, хотя в нем все кипело от злобы. Бестия, сукин сын, похоже, чует опасность хребтом. Теперь именно ему, Макрону, не имевшему к этой истории ни малейшего отношения, придется принять на себя гнев легата, взбешенного посягательством на его драгоценное время. Уж если он так орет на Вителлия, именитого римского гражданина, то от простого центуриона не оставит и мокрого места. А виноват во всем этот хренов щенок.