В 1899 году, в возрасте всего лишь двадцати шести лет, Шаляпин переступает порог Большого театра. Следует признать, что это был уже сформировавшийся художник, имевший устоявшиеся, вполне определенные воззрения на свои задачи в искусстве. Широко распространено мнение, будто весь секрет шаляпинского воздействия на слушателей – в небывалой мощи и красоте его певучего баса. Однако это не совсем так. Оперные сцены знали голоса куда более мощные, но не было в мире голоса, который был бы наделен таким богатством тембров и красок. Известный певец и музыкальный критик С. Левик писал: «Мощь шаляпинского голоса была не природной, а следствием его умения распределять свет и те ни (разнообразить тембры). Чисто физиологически голос Шаляпина не был феноменом, но как художественный феномен этот голос неповторим».
Свой голос Шаляпин подчинил себе до пределов возможностей. Вот почему он звучал у него и мощнее, и звучнее, чем у других певцов, наделенных от природы более мощными голосами. Поэтому и воспринимался его голос, как необыкновенный, неповторимый и единственный!
Что касается звуковысотного диапазона голоса Шаляпина (его динамический диапазон был просто феноменальным), то не кто иной, как С. Левик (который пел с Шаляпиным в спектаклях), писал, что великий певец не имел даже полноценно звучавших двух октав (в то время, как многие певцы имеют еще и некоторый запас). Что же до низких нот, то они у Шаляпина были не таки ми звучными, как у профундовых басов. Но ведь это вполне естественно: у Шаляпина был высокий бас. Зато он мог петь некоторые баритональные партии (Руслана, Демона и другие). Правда, в партии Демона (ария «Не плачь, дитя») взять «соль» ему было сложно, поэтому гениальному певцу разрешалось транспонировать арию на полтона вниз (в опере это не приветствуется), и во фразе «…и будешь ты царицей мира» звучала нота соль-бемоль.
Ф. И. Шаляпину нравилась партия Онегина. В этой партии наверху всего лишь одна но та «соль» (в финале спектакля). Казалось бы, раз нравится, то можно ее спеть. И Шаляпин почти спел. Я произношу слово «почти» только потому, что сам Шаляпин признался, что заключительная сцена последнего акта «Евгения Онегина» ему не под силу, и дело здесь даже не в ноте «соль». В пении выдержать высокую тесситуру (расположение мелодии) намного сложнее, чем взять отдельную, пусть даже высокую ноту. И транспонировать вниз, как в «Демоне», тоже нельзя, так как заключительная сцена в «Онегине» – это дуэт.
Но мы-то знаем, что искусство певца заключается не в том, какие он берет ноты, а в том, как он доносит до слушателя содержание исполняемого произведения. И вот тут-то Федор Иванович был недосягаем. Исключительно все считают, что, если бы у Шаляпина не было голоса (конечно, певческого), он все равно стал бы Шаляпиным, но, естественно, в драме. Настолько это была гениальная личность.
Сценический диапазон великого артиста был огромен: Сусанин, Борис Годунов, Мель ник, Мефистофель (А. Бойто и Ш. Гуно), Еромка, Досифей,