Они опять решили, что она закончила. Но только он собрался с ответом, она возобновила свою странную тираду:
– Никогда не терять голову, не выходить из себя, все время контролировать себя, все время смущаться, все время помнить, кто ты есть. Все что угодно, только не это! Лучше быть животным, простым лишенным разума животным, чем это, чем эта пустота!
– Ты думаешь, что именно сознание мешает нам жить и заставляет испытывать неловкость? – раздраженно спросил он.
Она открыла глаза и медленно подняла на него взгляд.
– Да, – ответила она.
Она помедлила, смотря на него все это время отсутствующим взглядом. Затем устало провела ладонью по лбу.
Это наполнило его горечью и раздражением.
– Все дело в разуме, – сказала она. – Разум – это смерть.
Она пристально посмотрела она него.
– Разум, – сказала она, судорожно вздрогнув всем телом, – разум – это наша смерть, не так ли? Разве не он разрушает непосредственность, наши инстинкты? Разве современные молодые люди не умирают прежде, чем им выпадает шанс жить?
– Дело не в том, что они знают слишком много, наоборот, они знают слишком мало, – грубо ответил он.
– Ты уверен? – воскликнула она. – А я считаю, что все как раз наоборот. Им известно слишком много, и это знание подминает их под себя своей тяжестью.
– Их сковывает ограниченный, ложный набор принципов, – возразил он.
Она не обратила внимания на его слова и продолжала свой экстатический допрос.
– Разве когда мы приобретаем знания, оно не лишает нас всего остального?! – горячо воскликнула она. – Если мне все известно про цветок, разве не теряю я сам цветок и не заменяю его знаниями? Мы заменяем что-то реально существующее на призрак, мы продаем жизнь в обмен на мертвый груз знаний, не так ли? В конце концов, что мне в этом знании? Что значит оно для меня? Ничего.
– Ты просто бросаешься словами, – вмешался Биркин. – Знание для тебя все. Взять хотя бы твою страсть к животным проявлениям, даже их ты должна пропустить через голову. Ты не желаешь становиться животным, тебе нужно наблюдать свои животные порывы и получать от этого интеллектуальное удовольствие. Твои чувства вторичны и это намного аморальнее самого закоснелого интеллектуализма. Что есть эта твоя любовь к страсти и животным инстинктам, как не самое отвратительное и самое крайнее проявление интеллектуализма? Страсть и инстинкты – да, тебе очень хочется их познать, но только пропустив через голову, через разум. Ты все держишь в голове, под этим черепом. Только не узнать тебе, что это такое на самом деле: тебе хватит и обмана, который вполне будет соответствовать остальным твоим декорациям.
Гермиона