Простофедя выключил фонарь. «А как мы будем спать?» – хотела спросить воробей. Если у них только одна куртка? Еще она хотела попросить не выключать свет. Ничего не спросила. Стало темно.
Что-то упало на воробья. – Держите это, – сказал голос Лёши Хряпова, – …и еще вот это. Все, больше ничего нет. Устраивайтесь как можете, девчонки.
– Что за кукуруза? – Наконец и Юна сочла возможным подать свой независимый голос.
Она наконец управилась с колбасой, а спать ей вовсе не хотелось.
– Катя Кукуруза, – сказал Лёша Хряпов. – О, Катя! Катя! Катя Кукуруза.
5. История про Катю Кукурузу
– Видишь, у нас ничего нет. Разве что ветром чего-нибудь надует? А Катя Кукуруза – разве ей такое нужно? Катя Кукуруза! Ей и дворца было бы мало – то есть не ей: ей вообще ничего было не надо. О, Катя, Катя, Катя Кукуруза! Дураки мы с тобой, Федька, ничем не запаслись, ничего не нажили, не сумели, пусто, как в консерве.
И тем не менее, Катя Кукуруза не отказывалась со мной гулять. Даже напротив: казалось, ей это нравилось. Всякие билетёры, и врачи, и директор училища, и какие-то еще, уже совсем незнакомые мне морды… Городок у нас маленький, так что эти последние, видно, приезжали издалека. Все они не давали пройти – приходили и вставали, со своим барахлом, загораживая ей дорогу. О, Катя, Катя Кукуруза. А она – она шла со мной. И все разлетались. Все они – как от сенокосилки – со всеми своими вещами. Стоило ей повести вот так своими длинными белыми волосами – и их сдувало в ту сторону, в которую она взмахнула.
Никто не знал, где она живет. Даже я, Перекати-Кукуруза! Мы с ней встречались всегда одинаково; на главной площади города. Город у нас называется Николаев. Там стоят лучшие в мире автоматы с газированной водой за три копейки. Вот ими я ее и поил, когда ей хотелось пить. Половину воды я сливал, чтобы было побольше сиропа. У кого угодно слиплись бы кишки от такого количества сиропа, которое мы выпивали в те дни – у кого угодно, кроме нас с Кукурузой. Иногда я задерживался, зарабатывая эти медяки, – и тогда, подходя, видел издалека пару-тройку охотников до Кукурузиных улыбок; обычно они прятались – кому охота быть снесенным волной? – когда Катя срывалась и шла мне навстречу – как прогулочный катер. Кое-кого, конечно, приходилось и разбрасывать. Катя была сильная, от оплеухи ее расцветали цветы, которые не увядали до следующего лета. Мне она говорила – зачем? тебе же здесь жить. Бывало, однако, я возвращался, проводив ее на трамвай – трамваи она останавливала как такси, протянув руку поперек рельсов, – в сопровождении целого эскорта. Все они меня знали и не решались нападать – после прогулок с Катей Кукурузой у меня был такой прилив сил, что не слабо было мне перевернуть машину. Вот они и остерегались – берегли свое добро. Пока наконец не случилось по-другому.
Пока наконец однажды мы с ней возвращались утром, прогуляв всю ночь – и увидели их. Через два часа мне надо было на работу. Было ясно, как день – они никогда не видели Кати Кукурузы, их привезли и поставили здесь, тому, наверное, не более часа. Я сказал ей: «Катя, уходи» – она ответила: