– Да? – спросил я ошеломленно. – От него была польза?
Мой отец был возбудимым, безответственным и слегка тронутым человеком. Я не мог представить его в роли аналитического гения.
Леандр поднял брови:
– Ты в самом деле думаешь, что я стал бы втягивать его в это дело, если бы он не был полезен?
Я поднял брови еще выше. Мой отец мог быть полезным, конечно же, а мог просто служить аудиторией в магическом шоу Леандра. С Холмсами никогда не знаешь, какое место тебе отводят.
Рядом со мной моя Холмс крошила бисквит.
– Ладно, но синяки. И поцелуи.
– Работа под прикрытием, – сказал ее дядя драматическим тоном. – Глубокое, глубокое прикрытие.
Она сморщила нос:
– Тогда почему ты здесь, в Англии? Нет, я, конечно, рада тебя видеть…
Леандр встал и собрал наши тарелки.
– Потому что у твоего отца есть контакты, к которым я не могу получить доступ нелегальными средствами. И потому, что я хотел повнимательнее посмотреть на Джейми, поскольку вы теперь неразлейвода. И днем и ночью, по-видимому.
Холмс пожала худыми плечами, выступающими под рубашкой, и поднесла ко рту кусочек бисквита. Я смотрел на нее, на линию ее руки, на губы, которые по-прежнему выглядели так, словно их ужалила пчела, после прошлой ночи. Или я только воображал эти детали, расцвечивая их для своего рассказа, чтобы видеть причины и следствия там, где их не было?
Она меня почти поцеловала. Я хотел этого. Все было замечательно.
– Если это имеет значение, – сказал Леандр от раковины, закатывая рукава, – то я одобряю.
Холмс улыбнулась ему, и я улыбнулся ему, потому что никто из нас не знал, что сказать.
Как будто предыдущая ночь существовала в какой-то другой вселенной. Один час среди моря неловкости, когда мы могли говорить друг с другом, как раньше, – и вот, все прошло, и мы снова в растерянности.
Следующие несколько дней тянулись медленно, как почти любое наказание. Днем я читал роман Фолкнера, который брал с собой в солнечный уголок возле комнат прислуги. Эти комнаты теперь были почти пусты, так что я мог не беспокоиться, что меня найдут. Это было облечением. У меня довольно быстро кончился запас тем, на которые я мог говорить с родителями Холмс. Пусть я и находил ее мать ужасающей, ненавидеть ее я не мог. Она была больна и беспокоилась за дочь.
Потом Алистер сказал нам, что состояние Эммы начало ухудшаться. Она перестала обедать с нами. Однажды вечером перед обедом я видел, как Леандр дает указания санитарам, затаскивающим больничную кровать через переднюю дверь.
– Я