– Полно, мессер Вальперт. Это не упрёк вам, а моя хвала вашей доблести и чести. Я только сожалею, что подле меня не состоит отныне столь славный и благородный рыцарь.
Вальперт молча поклонился. Тем временем неуклюже распахнулись перекошенные ворота, и монастырь любезно принял в своё пространство благородных людей из королевской свиты. Прочим надлежало обустраиваться вне стен. Ещё более не повезло нескольким пилигримам, направлявшимся к святым местам в Рим и решившим в неурочный час остановиться здесь на небольшой отдых: им в краткой и доходчивой форме было предложено быстро покинуть стены монастыря и отдохнуть на лоне дикой альпийской природы.
Возле короля торопливо семенил щупленький отец Айкон, демонстрируя небогатые достопримечательности разорённого монастыря и робко в душе своей надеясь с приездом высокого гостя на перемены к лучшему. Гуго с сокрушённой миной осмотрел все убогие закоулки аббатства и мысленно подытожил:
«Однако в какую берлогу угодила наша красавица. Начинаю переживать за её внешность и рассудок».
Вслух справившись о здоровье Ирменгарды и о причине её отсутствия, Гуго получил ответ, что Ирменгарда оповещена о приезде брата, но задерживается с выходом, ибо хочет привести себя в порядок. Гуго удовлетворённо кивнул головой и сел в трапезной монастыря наблюдать, как Вальперт и монахи монастыря сбивают себе руки-ноги, дабы устроить гостям по возможности роскошный ужин.
К моменту окончания их хлопот к гостям наконец вышла Ирменгарда и грациозно поклонилась своему сводному брату. Одного быстрого, пронизывающего взгляда, устремлённого на сестру, оказалось достаточно королю для того, чтобы вынести Ирменгарде неутешительный диагноз. Два года, проведённые ею в монастыре, не прошли даром. Грубая монашеская пища, редкие выходы из своих покоев, отсутствие мужского интереса к ней и, как следствие, отпавшая надобность вызывать этот самый интерес совершили с некогда первой красавицей Италии непоправимое. Нет, голубые глаза её были по-прежнему прекрасны, лицо по-прежнему сохраняло тонкое благородство своих черт, но само тело её и волосы, её роскошные светлые волосы, свидетельствовали о воцарившемся в душе их хозяйки равнодушии к собственной персоне. Вдобавок и само время не жалело Ирменгарду, и перед взыскательными глазами короля предстала уже вошедшая в зрелость женщина с нечёткими следами былой красоты, очень сильно напомнившая ему его мать Берту.
Гуго поспешил стереть со своего лица все возможные следы разочарования и расплылся в галантной улыбке. Он ехал сюда не без задних мыслей, памятуя о пикантных моментах их с Ирменгардой молодости. Но сейчас король был вынужден лгать напропалую, и, отвешивая сводной сестре неуклюжие комплименты, он вдруг обнаружил в себе полное отсутствие влечения к ней. Сама же Ирменгарда, словно очнувшись после долгой спячки, напротив,