Слева от Мароции на коронацию папы молчаливо взирал её второй сын, Альберих, которому не обязательно было дожидаться совершеннолетия, чтобы начать пожинать плоды от блистательного воцарения его матери в Риме. Несмотря на юный возраст Альбериха, Мароция назначила сына главой своей стражи, отдав под его начало полсотни отборных римских воинов. Очередная ухмылка фатума12 – иногда своё падение мы начинаем в тот самый миг, когда чувствуем себя в зените славы.
Римские сенаторы толпились позади Мароции, и таковой мизансценой всему Риму был дан знак, недвусмысленно указывающий на их настоящее влияние и силу. Злые языки, несомненно, подхватили бы идею об узурпации власти Мароцией, если бы она, исключительно в силу своей скромности и уважения к Риму, не разместила бы ещё далее от себя собственного мужа, графа Гвидо Тосканского, и родную сестру Теодору. Граф Тосканский не исполнил своей угрозы и не уехал из Рима, в течение всей торжественной церемонии он был молчалив и бледен, но лишь немногие наблюдательные глаза могли заподозрить в настроении графа что-то неладное.
Однако такие глаза всё же были, и в числе прочих к таковым, несомненно, относились глаза епископа Мантуи и Тренто. Отец Манассия, настоятель двух епархий и обладатель трёх подбородков, прибыл в Рим только накануне, представляя в своём лице особу короля Гуго, а заодно его крайне проницательного соглядатая. Новый папа согласился его принять только после коронации, в чём умнейший царедворец немедленно усмотрел поднявшийся ветер перемен для своего хозяина. Стало быть, рассуждал Манассия, отныне королю надо привыкать к новой для себя расстановке сил, а пока, невзирая на эту распродьявольскую – прости Господи! – жару, попробовать понять, сколь монолитны и дружны теперь оппоненты его высочества.
Папская коронация прошла в полном соответствии с процессиями своего времени и отличалась только отсутствием коронованных особ, которое было с лихвой компенсировано заметной многочисленностью собравшейся толпы. В отличие от прежних лет, на рубежах веков, когда папские и императорские коронации следовали чуть ли не ежегодно, интронизация Льва Шестого оказалась первой за последние четырнадцать лет, и римляне со своими соседями постарались непременно лицезреть сие действо своими собственными глазами. Надо сказать, они нисколечко не пожалели, ибо великолепная сенатрисса Мароция не поскупилась на различные угощения души и тела, и в течение всей следующей за коронацией недели Рим на какое-то время вспомнил свои знаменитые