Все вышеизложенное сказали мы по поводу помещенных ниже новых и крайне притом интересных материалов, доставленных в редакцию «Исторического Вестника» г. Л. И. Сахаровым (при посредстве проф. Е. Е. Замысловского) и касающихся пребывания скопческого ересиарха Кондратия Селиванова в заточении в Спасо-Евфимиев монастыре. Мы не могли, конечно, вдаваться в подробное разъяснение намеченных нами фактов, так как такое разъяснение может составить предмет особого и весьма пространного исследования, и представили лишь в намеках дезитерата отношения нашего раскола.
Личность Кондратия Селиванова на столько интересна и человек этот оказывал настолько сильное влияние на знавших его, что нельзя не упомянуть здесь о явлениях в жизни русского раскола, подготовивших возможность его появления с проповедью оскопления на устах, а также и той судьбе, которую он пережил до ссылки своей в монастырь под начало архимандрита Парфения.
Раз признав, что богомильство с одной стороны, а туземный миологический канон – с другой оказали значительное влияние на внесенное в Русский народ христианство, нам не придется уже блуждать для отыскания начала христовщины и скопчества во мраке и согласиться в том, что христовщина должна была в виде особого богомильского толка появиться на Руси вместе с принятием крещения; конечно она не существовала в форме особой резко обозначившейся секты, но идеи ее жили в народе до того времени, когда энергичному человеку не вздумалось собрать вокруг себя исповедников этих идей. Конечно не фанатик Квирил Кульман, родившийся в 1651 году и сожженный за ересь в Москве 4 октября 1689 года, да и не основатели поморского согласия беспоповщины, как силится доказать г. Реутский в своем труде о «Людях Божьих и скопцах», дали начало нашей христовщине;