Вдруг меня осенило:
– Надо же! А ведь вчера был день рождения Крамского! Только сейчас вспомнил!
Соня удивлённо приподняла брови.
– Он родился 27 мая 1837 года, а крещён был 29 числа – в день памяти Иоанна Блаженного, – продолжил я. – Он вспоминал, что про именины его почти всегда забывали, так как из Иоаннов знали больше Крестителя да Богослова. В общем, Иван Николаевич Крамской и не праздновал никогда свои именины.
Софья погрустнела и посмотрела на меня с участием, словно это я был Крамским.
– Как-то это несправедливо…
Необыкновенно мощный разряд молнии осветил небо. Буквально сразу дом содрогнулся от жуткого грохота.
Я всегда побаивался небесных войн, а такого раската никогда не слыхал.
– Бахнуло не слабо, – я отодвинулся от окна.
Соня завеселилась:
– Боитесь?
– Боишься, – поправил её я.
– Боишься? – повторила женщина.
– Я бы и тебе посоветовал отсесть подальше. Мало ли.
– А я не боюсь грозы. Люблю её! – горделиво расправила плечи хозяйка дома.
– Скажи, а мог бы я поговорить с Олесей? Твоей двоюродной сестрой?
Соня сразу помрачнела.
– Нет.
– Почему?
– Она умерла.
В гостиной повисло молчание, и лишь начавшийся ливень с грохотом барабанил по стеклу и крыше.
– Мне жаль. Извини. А давно?
– Да, двадцать девять лет назад. В 1989 году. Она утонула.
Так вот к чему мне снились русалки и панночка.
– Я просто хотел…
– Спросить у неё про картину, – закончила мою мысль Соня.
Вдруг показалось, что её глаза слегка изменили цвет на глубокий тёмно-зелёный. Но, конечно, это был просто обман зрения.
– Тебе же всё Дима рассказал.
Я с подозрением покосился на неё:
– Откуда ты знаешь? Тебя с нами не было.
– Он поделился со мной.
– Ясно.
Мы снова замолчали.
– Олеся бы тебе ничего другого не рассказала. Нечего рыться в прошлом.
– Ну, Соня, это моя работа – рыться в прошлом.
– Когда Олеся погибла, я только родилась. Знаю, что она жила совсем замкнуто. Моя-то семья из Москвы. Мама – Ольга Григорьевна происходит из довольно известного древнего финско-шведского рода. Возможно, как историк искусства, ты слышал о Карле Густаве