Он держал свои длинные белые руки вверх и вперед – типа, как такой мирный жест – и, подойдя, принялся щелкать и тикать, показывая туда, где спачья группа как раз закончила валить забор. Он щелкал и щелкал, тыча в одно из пустых корыт для воды, но понять эти звуки все равно было никак нельзя: как их поймешь, когда Шума нет?
Дэйви сделал большие глаза, закивал сочувственно, но ухмылка у него была, как всегда, нехорошая.
– Да, да, вам пить охота после тяжелой работы, – сказал он. – Еще бы не охота, как же иначе-то, спасибо, что напомнили, спасибо вам большое. А в ответ я вам вот чо скажу…
И врезал рукоятью пистолета спаклу прямо по лицу. Прямо слышно было хруст кости! Спакл упал наземь, хватаясь за челюсть, длинные ноги задрыгали в воздухе.
Волна щелчков поднялась, прокатилась кругом; Дэйви наставил пистолет на толпу. На стене разом взвели ружья, дула как по команде опустились, глядя черными жерлами на спаклов. Те отшатнулись, только один, со сломанной челюстью, все извивался и бился в траве.
– А знаешь что, ссанина? – задумчиво поделился Дэйви.
– Што? – Я никак не мог отвести глаз от лежащего спакла; Шум трепетал, словно лист, готовый оторваться от ветки.
Он повернулся ко мне – пистолет естественным образом тоже.
– Быть начальником – круто.
Каждую, буквально каждую минуту я ждал, што вот сейчас рванет. Сейчас все полетит к дьяволу.
И каждую минуту ничего никуда не летело.
А я искал ее – каждый день искал.
Высматривал в бойницы на вершине нашей колокольни, но видел только, как марширует армия и работают мужчины. Ни одного знакомого лица. Ни одного знакомого молчания.
Я искал ее, когда мы с Дэйви ехали в монастырь или обратно; заглядывал в окна Женского квартала, но ни разу не встречал в ответ ее взгляда.
Я даже вполглаза рыскал по толпе спаклов: вдруг она прячется там, у них за спинами? Вдруг сейчас выскочит-выпрыгнет, да и заорет на Дэйви за то, што поднял на них руку, а потом эдак мне как ни в чем не бывало: «Эй, я тут, это я!»
Да только не было ее там.
Не было, и все.
Я спрашивал о ней мэра Прентисса всякий раз, как встречал, а он в ответ твердил, што мне нужно ему доверять, што он мне не враг, што ежели я поверю в него, все точно будет хорошо.
Но я все равно искал.
И не находил.
– Привет, девочка, – прошептал я Ангаррад, седлая ее для обратной дороги в конце дня.
Я уже куда лучше ездил на ней верхом, лучше разговаривал и лучше читал ее настроения. Мне уже было не так нервно сидеть у нее на спине, а ей – ходить подо мной. Утром я дал ей яблоко, а она прощелкала зубами мне волосы, словно я был другой конь.
Мальчик-жеребенок, сказала она, когда я вскарабкался к ней на спину и мы с Дэйви двинулись в обратный путь в город.
– Ангаррад, – сказал я, наклоняясь всем собой вперед ей промеж ушей, потомуш лошади такое любят: это напоминает