– Значит, скорее всего, не шестьдесят на двадцать.
– Я всего только третий день этим занимаюсь, – проворчала я.
– А я – все шесть лет, – отбрила Коринн. – И я была куда моложе тебя, когда начала, девочка моя. И на́ тебе, явилась не запылилась, даже давление померить не может, а поди ж ты, уже ученица, совсем как я. Забавная штука жизнь, а?
– У тебя все отлично получается, душенька, – это миссис Фокс мне.
– Ничего не отлично, миссис Фокс, – возразила Коринн. – Простите, что приходится противоречить, но некоторые здесь считают целительство священным долгом.
– Я считаю его священным долгом, – машинально брякнула я, но это оказалось ошибкой.
– Целительство – это не просто работа, моя девочка, – назидательно сказала Коринн, причем «моя девочка» у нее прозвучало ну очень оскорбительно. – В жизни нет ничего важнее возможности ее сохранить. Мы – божьи руки в этом мире. Мы – противоположность твоего друга-тирана.
– Стоп, он мне не…
– Позволить другому – кому угодно! – страдать – это худший из грехов.
– Коринн…
– Ты ничего не понимаешь, – тихо и свирепо закончила она, – и кончай притворяться, будто это не так.
Миссис Фокс аж вся съежилась – не хуже моего.
Коринн посмотрела на нее, на меня, поправила чепец, разгладила лацканы на халате и потянула шею направо-налево. Закрыла глаза, испустила долгий-долгий вздох и сказала, не глядя на меня:
– Так. Давай попробуй еще раз.
– В чем разница между клиникой и домом исцеления? – спросила мистрис Койл, отмечая галочками коробки в описи.
– Главная разница заключается в том, что клиниками управляют доктора-мужчины, а домами исцеления – женщины-целительницы, – отбарабанила я, раскладывая ежедневные дозы таблеток по маленьким стаканчикам для каждой пациентки.
– А почему так?
– Чтобы пациент, будь он мужчиной или женщиной, мог выбирать, знать ему мысли доктора или нет.
Она вопросительно подняла бровь.
– А настоящая причина?
– Политика, – ответила я: как вы к нам, так и мы к вам.
– Верно. – Она закончила заполнять документ и протянула мне. – Будь добра, отнеси вот это вместе с лекарствами Мадлен.
Она вышла, а я продолжила наполнять раздаточный поднос. Выходя с ним в руках в коридор, я увидела в дальнем конце мистрис Койл – она как раз прошла мимо мистрис Надари.
И, клянусь, она сунула ей в руку записку. Даже не замедлив шага.
На улицу нам все еще можно было только на час зараз, в группах по четыре – но и этого было достаточно, чтобы увидеть, как оживает Новый Прентисстаун. Под конец моей первой ученической недели прошел слух, что каких-то женщин уже даже посылают работать на поля – разумеется, только в однополых группах.
Еще поговаривали, что всех спаклов держат вместе где-то на окраине города – типа, они там ожидают «обработки», что бы это ни значило.
Еще