Но на этом Надежда Ивановна не остановилась.
Она встала из-за внушительного своего стола.
Неспешно прошла в центр помещения.
Собралась с мыслями.
И придав голосу пленительные интонации, по всей видимости, интонации той самой, пьянящей свободы (или, может быть, даже вольности…), многозначительности, – заведующая библиотекой начала вдруг читать знаменитую блоковскую «Незнакомку».
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух.
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер в час назначенный…
Надежда Ивановна пропустила две строфы.
(Иль это только снится мне?)
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
Женщина сделала паузу.
Вздохнула.
Затем медленно приблизилась к широкому окну библиотеки, с распахнутыми настежь бордовыми шторами.
Глубоким взглядом окинула – вероятно, лишь ей одной видимую – простершуюся впереди даль.
После чего продолжила.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
– Да, очень интересный сон! – не дочитав стихотворение до конца, подойдя ко мне, вновь повторила Надежда Ивановна. – Ну, не буду больше тебя отвлекать, развлекать скучными (на лице ее появилась улыбка…) своими воспоминаниями, чтением стихов. Сейчас же займусь твоим вопросом. Только придется немного подождать. Посиди пока, посмотри газеты, журналы.
Признаться, без особой охоты я последовал совету Надежды Ивановны (я почему-то был уверен, что заведующая библиотекой, услышав мою просьбу, сразу же выдаст на гора кучу нужной литературы…). Сел за стол. Придвинул