– Подумаешь! А мне это все равно… ведь дети в округе и так называют нас воришками или последышами казненного… А потом, все время работать – до того скучно…
– Но, братец, нас ведь здесь каждый день бьют!
– А бьют-то нас потому, что мы слушаемся Марсиаля, а не их…
– Он с нами такой добрый!
– Добрый-то он добрый, я с этим не спорю… и я ведь его люблю… При нем с нами не смеют дурно обращаться… он нас водит гулять… все это так… но и только… он ведь нам никогда ничего не дарит…
– Конечно… Но ведь у него самого ничего нет… все, что он зарабатывает, он отдает матери за еду и кров.
– А вот у Николя, у того всегда кое-что есть… Понятное дело, коли мы слушались бы его, да и мать тоже, они бы так не портили нам жизнь… дарили б нам разные наряды, как сегодня… они бы нас не боялись… и мы были бы всегда с деньгами, как Хромуля.
– Но, господи боже, ведь для этого пришлось бы воровать, а знаешь, как это огорчило бы нашего брата Марсиаля!
– Ну и что? Тем хуже!
– Как ты можешь такое говорить, Франсуа!.. А потом, коли нас поймают, нас ведь посадят в тюрьму.
– А по мне, что в тюрьме сидеть, что в мастерской весь день торчать – все одно… А кстати, колченогий верзила говорил, что там весело… в тюрьме.
– Ну, а то, сколько мы горя принесем Марсиалю… ты об этом, видно, и не думаешь? Ведь он сюда ради нас вернулся и остается в доме; будь он один, он бы долго не раздумывал и вернулся бы в свои любимые леса, опять стал бы браконьером.
– Вот пусть и забирает нас с собой в эти леса, – заявил Франсуа, – так будет всего лучше. Я там буду вместе с ним, я ведь люблю его и не стану работать в мастерских, меня при одной мысли о них тоска берет.
Разговор между Франсуа и Амандиной внезапно прервался.
Снаружи дверь в их комнату заперли, дважды повернув ключ в замке.
– Нас заперли! – закричал Франсуа.
– Ах ты, господи… А почему это, братец? Что они собираются с нами сделать?
– Может, это Марсиаль сделал?
– Послушай… послушай… как лает его собака!.. – воскликнула Амандина, навострив слух.
Прошло несколько мгновений, и Франсуа сказал:
– По-моему, они колотят молотком по его двери… может, они хотят ее выломать?!
– Да, да, а собака Марсиаля все лает и лает…
– Послушай, Франсуа! А теперь вроде как куда-то гвозди заколачивают… Боже мой! Боже мой! Мне страшно. Что же они там делают с братцем? Теперь его собака уже не лает, а громко воет.
– Амандина… а теперь ничего не слыхать… – заметил Франсуа, подходя к двери.
Дети, затаив дыхание, с тревогой прислушивались.
– А сейчас они затопали от комнаты Марсиаля, – тихо сказал Франсуа, – я слышу шаги в коридоре.
– Давай-ка ляжем в постель; мать нас убьет, коли увидит, что мы еще на ногах, – со страхом сказала Амандина.
– Нет… – продолжал Франсуа, все еще напряженно прислушиваясь. – Вот