– Хочу нарисовать… нет… вылепить тебя… мой принц… – не чуждый той же страсти к искусству, Жан провел ладонью вдоль тела Эрнеста: совершенство формы приводило на память шедевры Бернини, но мраморному Амуру было не сравниться с чувственностью живого юноши…
Задыхаясь от восхищения, Марэ пробормотал:
– Твоя красота должна принадлежать вечности!.. – склонившись к любовнику чуть ближе, он дотронулся губами до соска, подразнил его кончиком языка, потом скользнул по ключицам к шее и жадно вдохнул, вобрал запах горячей кожи и волос, еще слегка влажных.
– Скажи, как ты хочешь, чтобы я любил тебя сегодня?.. Покажи мне… прикажи… я последую любому твоему капризу… любому желанию… мой Амур… Месье Любовь! – выдохнул Жан, почти касаясь губами покрасневшего уха юноши, и вновь неутолимо припал к белоснежной шее своего принца, покрывая ее долгими чувственными поцелуями.
– А я хочу исполнить твои желания, мой король… – прошептал Эрнест, дрожа, каждую секунду боясь сомлеть под чарующими ласками Жана, а от его голоса, вливавшегося в уши, как пение ангела, и вовсе балансировал на грани оргазма.
– Тогда повелеваю тебе приказать твоему королю сделать тебя счастливым и довольным… Ты видишь – я готов… – Марэ завладел рукой Эрнеста и притянул ее к своему члену, давая юноше в полной мере оценить мощь и силу страстного влечения:
– Направь меня!.. Используй для собственного наслаждения, мой мальчик… Сегодня ты мой король и господин…
Получив этот странный приказ-дозволение, Эрнест не замедлил им воспользоваться и обхватил Жана за шею свободной рукой, побуждая лечь на себя, чтобы чувствовать желанную тяжесть мужского тела. Собственные желания, кипящие в крови, бьющие в виски судорожным пульсом и давно уже заново поднявшие член, были ему кристально ясны… но вопреки обычной своей раскованной дерзости, он не смел ни назвать их вслух, ни выразить действием.
– Хочу быть твоим полностью… – наконец, решился он, когда его губы столкнулись с губами Жана в предпоцелуе. – Хочу ощущать твой член в себе… чтобы ты выебал меня, Жанно…
– Аххх… дерзкий… дерзкий и… отважный мальчишка… – едва не пролившись лишь от искренности Эрнеста, от страстной, неприкрытой никакими эвфемизмами прямоты, Марэ крепко стиснул любовника, прижался своим членом к его члену и двинул бедрами так, чтобы Эрнест в полной мере осознал, на что напрашивается…
Сам Кокто, в стихах воспевая мужскую стать Жана, сравнил его достоинство с колонной, и если поэтически преувеличил, то лишь отчасти. Обладая крупным телом и атлетическим сложением, Марэ был пропорционален в каждом своем размере, и теперь даже слегка пожалел о том, что столь щедро одарен природой. Едва ли он сумеет доставить своему мальчику истинное удовольствие, если исполнит то, о чем Эрнест так беспечно просит, без всякой подготовки.
Сказав