– Позвольте, но Россия стояла и стоять будет на православии, как же тогда быть? – удивил некоторых неожиданным для него высказыванием насмешник Кока.
– Не ус-то-ять ей на таком фундаменте!
– Получается, что у России нет будущего? – блеснул монокль Врангеля в пылу спора.
– Если она не изменит свои принципы, выходит, что нет. Она безнадёжно отстанет от передовых стран.
– Ну уж, позвольте, Василий Алексеевич, не согласиться. Ломать корень народный нельзя. Это будет переломом самого хребта…
– А может быть – напротив: излечение больного?
– Вы опасный человек, Василий Алексеевич, разве так можно? – повысил тон Кока.
– «Порядочный человек должен менять свои убеждения, когда жизнь ему доказывает их ошибочность» – так говаривал ещё почтенный князь Мещерский119, а он, не будучи моим идеалом, человек не глупый, – раздался голос седовласого бородача, очевидно старшего из всех присутствующих по возрасту, – так что, любезный наш Кока, ещё не поздно и Вам.
– Позвольте не согласиться, Сергей Андреевич, – хребет ломать не позволительно…
– Вы не подскажете, а кто эти почтенные господа? – спросил Охотин соседку полушёпотом.
– Тот, с кудрявой густой седой бородой – господин Муромцев120, профессор римского права из Московского университета, очень старинного рода из Мурома. Он пытается создать новую партию из земцев-конституционалистов. Я не так много о них знаю. Тётя рассказывает…
– Так, Вы племянница Ольги Сергеевны?
– Дочь брата её.
– А тот, что всё с Врангелем спорит?
– Это господин Маклаков, он тоже из Москвы, профессор-офтальмолог и адвокат. Говорят, что он франкмасон, а его брат, напротив, убеждённый монархист, – понизила голос девушка.
– Ваш князь Мещерский и самом деле не дурак, но, извините за прямоту – подлец, а к тому же и грешен, – пророкотало черепаховое пенсне.
– Позвольте, да Вы слухами питаетесь, а не фактами, – возразил Муромцев.
– А почему он должен оправдываться, собственно говоря? – взгляд Коки сделался вновь неуправляемо-ёрническим.
– Сам князь годами решительно отвергал подобные наветы, а тогда, Кока, такое считалось куда более предосудительным, – с менторской ноткой вставила Ольга.
– Взгляды этого князя тоже эволюционировали. Когда-то он чуть ли не поддержал нашумевший призыв Аксакова к «самоуничтожению дворянства», но позже пришёл к своему идеалу в самодержавии. Но, когда конституционные настроения охватывали значительную часть образованного послереформенного общества, не только интеллигенция из разночинцев,