– А что Вы думаете на этот счёт, позвольте спросить? – обратился к соседке-институтке Серёжа.
– В политике я понимаю мало, но внутренним чувством я за батюшку… Только не говорите об этом тёте, пожалуйста! Она считает, что я получила излишне консервативное воспитание. Они борются с отцом моим за «политическое влияние» на меня.
– Я тоже на Вашей стороне. Мы в Первопрестольной консервативнее вас тут.
– А правда, что Вы – поэт? – прозвучал неожиданный вопрос, от которого соседка-институтка сама покраснела.
– Да, это так, хотя… Да какой я поэт, так… – Сергей окончательно смутился.
Неожиданно зазвучал сумрачный голос студента Якова:
– Прогресс необходим и строй менять придётся на конституционный, но нельзя же отнимать у людей веру. Такое может плохо кончится, – когда тихий студент нервничал, нос его начинал жить независимой жизнью и уже не соответствовал выражению эмоций его глаз.
– Какие вы тут убеждённые собрались, как я посмотрю, – рассмеялся Василий Маклаков, распахивая свой изысканный костюм, – Ладно бы один Его Благословение, а то и молодёжь туда же. Эдак мы далеко не пойдём, господа. Прогресс не терпит его отрицания. Или мы – великая держава или мы катимся на дно технической отсталости, и нас постепенно и элементарно завоёвывают. Всё очень просто, но, к сожалению, далеко не все в верхах понимают столь простые истины. Выживает сильнейший, а не добренький с иконой и в лаптях. Пора сменить лапти на калоши, господа! Не говоря о нашей политической отсталости: и по нынешнему времени приговорить в каторгу ничего у нас не стоит.
– Вы говорите «нас завоюют». Да если вы отнимете у нашего народа веру православную и царя-самодержца, кто же за вас воевать станет? Народ не пойдёт жизнь класть за чужеземные политические системы, вот тут-то нас и завоюют, – отец Виссарион махнул рукой, – Да что говорить, Вы смотрите на меня как на неуча и мракобеса, что Вам со мною разговаривать.
– Буколическая идиллия какая-то выходит у Вас…
Тут вмешалась хозяйка и попыталась сменить тему, ибо в салоне, подразумевающем вальяжную беседу об искусстве, возобладала политика и возникла непозволительная атмосфера противостояния: «Да что за наказание с ними со всеми! Скоро и собираться станет невозможным! Все предельно погрузились в политику и сходят с ума!» Самый юный из приглашённых, студент в маленьких оловянных очках, хватил лишнего и уже сидел у окна, погрузив длинный нос в расцветшие анютины глазки. Заметив это, Ольга отвела его соседнюю комнату и уложила на диван.
– Милее всех драгоценных камней Цейлона мне тонкий рисунок на поверхности свежеочищенного, едва созревшего конского каштана. Увы, он сохраняется недолго. Не камень он, но если бы окаменел! О, стал бы он царём камней! – рассуждала, вращая очами Аглая, сидевшая рядом с Маковским.
– О да! Свежий Конский каштан с рисунком разреза самоцвета