Тем не менее, Сергей, превосходящий его по массе раза в два, легко и просто выставил его и захлопнул дверь. Оттуда некоторое время доносились ещё раздражённые выкрики, но вскоре всё стихло.
«Душевнобольной, бедняга, – с сожалением вздохнул Серёжа, – эх всё не так. Некогда Охотины всенепременно встречались в течение Светлой седмицы и даже христосовались от мала до велика. Ещё не так давно. И этого не стало. Отчуждение внутри семьи нашей нарастает, как и напряжённость во всей Империи. И не только Боря виновен в этом».
В тот день больше так и не писалось, а к вечеру, вместе с прорывом в тучах и неуверенно выглянувшем солнышком, почтальон принёс Серёже приглашение от любимой сестрёнки Евпраксиюшки на её день ангела, что намечается уж скоро, в мае. «Ты одна – последняя радость в моей жизни, а та, вторая – просто кара для меня. Как рад я вновь видеть тебя, Прося, но как боюсь я очередной встречи с женой брата! Настасья, ты несчастье моё! Наказание мне Свыше. Вот, кажется, и рифма пошла. Это будет нечто трагически-возвышенное, но вместе с тем и греховное. Назову «Крыло Чёрного Ангела», пожалуй. Должно потянуть на поэму!». Сергей хватается за гусиное перо, но выходит вновь не то:
«В то утро хмурое я в лепрозории нашёл себя навеки затворённым.
В том лепрозории поручено отхожие места мне было очищать…
И спорадически порос я спорыньёю,
Уж целый год с тех пор я в струпьях весь брожу,
В потёмках часто спотыкаясь.
Колтун в власах, куски коросты, перхоть,
Мне тошно от того, что существую я…
Панурговым бы стадом облаков
По небу в пароксизме боли я б промчался
Сакральный смысл тех слов
Стал ясен для меня!
Я сдал себя в виварий на заклание!»
Сергей решительно отбросил перо, до конца дня читал Монтеня, а затем долго возился со странным непонятным ему растением, разрыхляя почву. Было похоже на то, что растение это ощущало себя в чужом тёплом доме преспокойно-уверенно и даже нахально.
Надвигалась середина месяца мая с клейкостью тополей и грозами, а вместе с ней и день ангела всеобщей охотинской любимицы Евпраксиюшки. Все члены большого семейства давно получили приглашения и ожидали этого дня, по большей части с радостью, не говоря о родителях. Исключение составлял Борис, у которого было слишком много забот и огорчений, как на службе, так и дома. Пётр, после пасхального загула, исправно посещал университет, а на досуге пытался разгадать вековые математические загадки. Дмитрий и вовсе погрузился в подготовку к экзаменам и сидел за книгами ночи напролёт, а юный кавалерист переживал, что на этот раз ему не удастся выбраться в Белокаменную. Глеб сидел за рабочим столом, перелистывая скучноватую сводку важных преступлений за вчерашний день, переданную ему самим Лебедевым. Ничто не приковывало взгляд – одни пьяные драки ломовых, да мастеровых, до тех пор, пока он не дошёл до строки со словами: «Ограбление отделения Русско-Китайского банка с кражей значительной суммы». Обратившись за деталями по этому делу, Глеб докопался