ПАРФЕН РОГОЖИН. Ишь оно как…
ПРОКУРОР. Мышкин злословит, очерняя Барашкову и Рогожина, настраивая их отношения на разлад, на драму. Вот, что он говорит Рогожину, уподобляя себя Господу Богу: «…всегда говорил, что за тобою ей непременная гибель. Тебе тоже погибель… может быть, еще пуще, чем ей».
И ведь Мышкин признается себе в этом своем грехе! Третья глава части второй материалов дела – сеанс саморазоблачения подсудимого. «Что же, разве я виноват во всем этом?», вопрошает себя Мышкин, исторгая чувство вины. Он в себе копается и находит эту свою вину. Сознается в том, что обманывает Рогожина, а, возможно, и самого себя в отношении к Настасье Филипповне. Раскаивается в том, что буквально внушает себе убеждение в намерении Рогожина убить и его, Мышкина. Подсудимый называет это самовнушение «внезапной своей идеей», «своим демоном». Но ведь говорят о воздаянии по вере! Если веришь в демона, призываешь демона, то демона и накликаешь.
Так вот, размышляя о покушении Рогожина на его, Мышкина, жизнь в трактире, подсудимый говорит, что подозревал Рогожина в злонамеренном умысле: «Не подыми ты руку тогда на меня (которую бог отвел), чем бы я теперь пред тобой оказался? Ведь я ж тебя все равно в этом подозревал, один наш грех, в одно слово!». Цитирую: «Один наш грех, в одно слово!».
А вот еще один эпизод. Мышкин, в порыве… самоанализа, говорит себе: «О, как он непростительно и бесчестно виноват пред Рогожиным! Нет, не „русская душа потемки“, а у него самого на душе потемки, если он мог вообразить такой ужас». Речь опять-таки идет об убийстве, которого все, с подачи Мышкина, и Мышкин первый, просто ждут от Рогожина!
Я много думал о вас, подсудимый Мышкин. Вот вы неплохой, вроде бы, человек. На первый взгляд, безвредный. Этакий «божий одуванчик». А на поверку вреда от вас много больше, чем от иного конченого негодяя или злодея. Вот смотрю я на вас и во мне почему-то просыпается желание вас… убить! Даже не знаю, как такое возможно! Настолько вы… неуместны.
МЫШКИН. Да как же так?
ПРОКУРОР. Да вот так…
В минуты раздумий Мышкин говорит себе: «Впрочем, если Рогожин убьет, то по крайней мере не так беспорядочно убьет». И тут же: «…разве решено, что Рогожин убьет?!». «„Не преступление ли, не низость ли с моей стороны так цинически-откровенно сделать такое предположение!“, – вскричал он, и краска стыда залила разом лицо его».
Между прочим, подобные измышления подпадают под действие пункта первого статьи 128 Уголовного кодекса Российской Федерации «Клевета».
АДВОКАТ. Ваша честь! Конституционное право на свободу мысли никто не отменял. Подзащитный делает… предположения относительно намерений гражданина Рогожина с чистым сердцем, печалясь и за Рогожина, и за Настасью Филипповну…