Не знаю, почему я медлил. Нужно было набраться храбрости, нужно было время, чтобы уговорить себя столкнуться с тем, что меня, может быть, ждало. Брат был куда решительнее – он предпочитал действовать сразу. Не то чтобы он не обдумывал свои поступки, просто он тратил на это меньше времени. Иногда мне казалось, что пока остальные только начинают приглядываться к ситуации, он уже успевает рассмотреть и отмести десятки вариантов развития событий и избрать единственный верный путь. Это было его сильной стороной, но в какой-то поворотный момент она могла обернуться для него не самым лучшим образом. Его слова редко расходились с делами.
Я включил свет в его комнате. Он сидел на полу, у самой стены, низко опустив голову, и я мог точно сказать, что он провел в таком положении не один час. Телефон валялся на кровати экраном вниз – протяни руку и возьми. Постель разобрана и смята.
Я видел его всяким. Спокойным и разъяренным, сильным и в минуты слабости, страдающим от боли и радующимся жизни. Но сейчас он был сломлен. На секунду меня с головой захлестнула жалость, но я отогнал это чувство и молча протянул ему руку. Этого оказалось достаточно. Кажется, сумел выдавить из себя какие-то слова, а он поднял взгляд и вдруг попросил увезти его из этого дома.
Я мог только надеяться, что он не уловил страха, охватившего меня в тот момент. Во всяком случае, ни тогда, ни позже он ничем не выдал этого.
Я появился вовремя. До того, как брата засосало в ту же бездну, в которой мы едва не потеряли его прошлой осенью. Случись подобное снова, вытащить его было бы почти нереально. Он никогда не говорил о том, что с ним происходило в те два месяца. Знаю, он обсуждал это с Августом, но мне так и не открылся. То ли не хотел обременять лишний раз, то ли было неприятно вспоминать о тех днях. Да и историю его возвращения я слышал только в общих чертах, они оба скрыли от меня подробности. Признаюсь, было немного обидно – ведь именно я все эти годы был самым близким другом брата. У них с отцом очень быстро появились свои тайны, и я перестал понимать, чего они добиваются. В последние месяцы это стало особенно заметно – они куда-то ездили, с кем-то встречались, но ни один из них и словом не обмолвился, с чем все это было связано. В курсе их дел была только Лидия – но оно и понятно, она ведь вожак. А я остался в стороне и в итоге, разозлившись, поступил как обиженный мальчишка – перестал обращать на них внимание. Это было нетрудно, работы в больнице хватало, половина персонала была в отпуске, другая половина настойчиво его требовала, и я самоотверженно, как тогда казалось, взвалил на себя дополнительные обязанности. Среди рабочих будней выделялись только выходные – в пятницу вечером я уезжал в райцентр и проводил пару дней с подругой, возвращался в понедельник ранним утром и, не заходя домой, сразу отправлялся в больницу. Поэтому и упустил первые тревожные признаки, которые проявились в поведении брата. Я почти не видел его в этот месяц, а когда мы сталкивались, то едва успевали обменяться приветствиями.
Знаю,