– «Дом Кукол»! – вставил слово Даниил, наклонившись вперед, чтобы лучше видеть. – Помнишь, как мы в этот волшебный магазин за новогодними петардами бегали? По очереди, чтобы побольше набрать! И ведь набрали же! А потом…
– А потом… Эхе-хе!!! Да! Было дело!!! Чего теперь старое-то вспоминать… Так мы с тобой с тех пор из полиции и не выбрались!!!
В машине раздался дружный гогот. И, отвечая ему, далеко в небе провернулся первый долгожданный раскат грома.
Выехали на Нижнюю улицу.
– Домой заскочим? – спросил Даниил.
– Еще чего! – отмахнулся Толик. – Не выберешься потом. Я тетке велел пирогов в монастырь отнести. Посидим у Карпа, оглядимся, поговорим. Поможешь по дружбе?
– От тебя разве отвертишься? – туманно ответил Даниил.
– Ты наши протоколы видел. Заключение из лаборатории… – Толик вопросительно глянул другу в глаза. – Что скажешь? Как тебе дело?
– Дело как дело… Разберемся! Почему ты один крутишься – следователь где?
– Был следователь. Приказал факты по убитому собрать и укатил. У него таких «Дел» – как у меня волос на голове. Здесь тебе не Москва.
Несколько минут ехали молча. Потом Толик резко вывернул руль, и машина ладно вкрутилась в замысловатый подъем, коротко взвыла и вынырнула в середине Тополиной аллеи, ведущей от старой Усадьбы на Верхней улице прямо к воротам монастыря.
Ворота те давно уже были сняты и, выражаясь языком реставраторов, утрачены. Но каменные колонны, на которых они висели, стояли на месте, обозначая границы музейной епархии. Миновав их, машина подпрыгнула на паре кочек и остановилась у открытой веранды бывшего певческого корпуса.
Даниил вышел на улицу первым и застыл, оглядывая с холма открывшийся вид. По выражению его всегда непроницаемого лица трудно было прочитать, какое впечатление произвели на блудного сына красоты вечернего провинциального града.
Участковый уполномоченный Толик напротив, выказывал крайнюю озабоченность и проделывал кучу наполненных тайным смыслом манипуляций. Он облизнул палец и определил направление ветра. Потом, приставив ко лбу ладонь козырьком, внимательно изучил чернильную тучу, уже затянувшую полнеба и начавшую кое-где гасить солнечные лучи. Затем сбегал