Она, прихрамывая, побежала за дом, к спуску с холма.
– На все воля Божья! – умиротворенно заключил отец Косьма, прикрыл глаза и подставил узкое лицо солнечным лучам…
…Марья рыдала. Давно.
Утешить ее не было никакой возможности. Глафира, оставив все попытки успокоить подругу, тихо сидела рядом с ней, подперев щеку рукой и глядя в распахнутое окно.
За окном цвел и благоухал июль. Извержение трав из земли этим летом походило на стихийное бедствие! Синие колокольцы выросли необыкновенно – высотой в метр! Белые зонтики борщевика поднялись выше крыши старого корпуса и заслоняли солнце не хуже настоящих зонтов. Вьюнки, усы горошка всех фасонов и расцветок захватывали в густой плен всё свободное пространство стен, арок, чугунных завитушек старого забора и кладбищенской ограды. От всего этого пестрого великолепия поднималось горячее марево, пронизанное стрекотом ошалевших кузнечиков. Летали бабочки. Тяжело гудели озабоченные пчелы и шмели. Парило.
– Маша! – негромко позвала подругу Глафира, снимая локоть с подоконника. – Хочешь, я чаю заварю?
– Кто? Кто мог это сделать? – задыхаясь от рыданий, в сотый раз спросила Марья. – Кому он помешал? Почему всегда погибают хорошие, красивые, честные люди?? Где справедливость?
Глафира не знала ответа. Она тихонько прошла в дальний угол мастерской и открыла скрипучую дверцу допотопного буфета. Там, на полке, среди миллиона пакетиков и баночек нашла коробочку с надписью «Валериана» и бросила три щепотки травы в чайник.
– Как мне теперь жи-и-иить? – закрывшись платком, вопрошала Марья. – Где я теперь такого жениха найду? Нет таких больше!!!
– Нет таких больше, – как эхо повторила Глафира, присаживаясь рядом на кованый медью огромный сундук. В руке она держала дымящуюся чашку. – Вот, выпей.
Марья сделала глоток и возмущенно поперхнулась:
– Что это за гадость??
– Чай с ромашкой и валерьянкой…
– Фу! Хоть бы сахару больше положила!! И так жизнь горше дёгтю…
Глафира послушно вернулась к буфету. Марья снова зарылась в платок:
– Пожениться хотели на будущую Троицу!! В Москву уехать! Целый год гуляли вместе! На озеро ездили! Полный альбом фотографий остался! Как мне теперь одной его разглядывать??
– Ну почему одной? – негромко спросила Глафира, опять протягивая ей чашку. – Я же с тобой осталась. Вместе будем глядеть.
Марья опять сделала глоток и дернула рукой, расплескивая чай себе на подол, на сундук и на подоконник:
– Смерть моя! Один сахар! Хуже бабкиного варенья!
Глафира вздохнула и пошла за тряпкой. За окном послышался легкий шум. Маша выглянула на улицу и охнула:
– Отец Косьма!..
Глафира бросила тряпку, нащупала на плечах спавший платок, быстро повязала его, спрятав волосы со лба. Маша высморкалась, попыталась стереть с ресниц слезы, но только хуже сделала