Волны угрожающе вытягивались во весь рост, расправляли свой капюшон, точно рассерженные кобры, и тяжело обрушивались на яхту, захлестывая суденышко в каком-то маниакальном припадке. Инга цеплялась за леера и кричала во весь голос. Когда судно в очередной раз подбросило, она не удержалась и с ручьями обжигающе соленой воды соскользнула за борт. Вынырнув на мгновение, она увидела на палубе Филиппа. Он стоял, точно приклеенный, опустив руки вдоль тела, и спокойно наблюдал за ней, словно и не было вокруг этого светопреставления. Но его и не было. Все закончилось. Небо распростерло свои лазурные объятья; успокоенный данью океан засиял ярче прежнего. Инга пошла ко дну.
В этот раз девушка очнулась без слез, но в ужасе. Сердце отбивало панический ритм. Инга приложила руку к груди и долго сидела на краю кровати, озадаченная и напуганная. За окном шумел дождь. Это новое ненастье подоспело или прошлый ливень не закончился? Сколько она проспала? Захар говорил, что ливни в этой части острова краткосрочны, а самые мощные иссякают уже через пять-десять минут.
После этого сны изменились. Помимо бесконечных ураганов, которые неизменно забирали девушку с собою за борт, после чего она видела на палубе спокойного и равнодушного Филиппа и все сразу заканчивалось, были еще искаженные сны о событиях на острове, настолько абсурдные и ужасные, что запоминались до мельчайших деталей и преследовали даже наяву. Инга и Филипп собирались высадиться на экзотический клочок суши, но замечали вооруженных незнакомцев на берегу и в спешке уплывали. Пираты на резвых моторных лодках снаряжались в погоню, с азартом кричали вслед и стреляли. Пули попадали в Ингу, прошивали бок и спину. Филипп кричал на нее, называл балластом и сбрасывал за борт, за которым нетерпеливо кружил острый акулий плавник. Инга оказывалась в зубах огромного хищника и просыпалась от сгенерированной мозгом боли во всем теле, напоминающей приглушенное эхо миалгии.
В другом сценарии Филипп выдавал Ингу пиратам и взамен его отпускали домой. Девушку расстреливали прямо на берегу, повернув лицом к океану, и она ждала исполнения приговора, смиренно глядя вдаль, где покачивалась на белоснежных парусах родная «Теодора». Что бы ни происходило во сне, это неизменно теперь заканчивалось смертью Инги. Она разбирала сны на фрагменты и прокручивала их в голове, но, даже загруженная пищей для размышлений, не стала реже плакать. Где-то в глубине души она понимала, что сознание, у которого всегда есть ответ на заданный вопрос, лишь отражает навязчивую мысль: Филипп винит ее в своей кончине. Инга предпочла бы умереть вместе с ним, но только не вместо него. Боль, которая терзала ее сейчас, была во сто крат хуже смерти.
Апофеозом