Настя смотрела на пол, изучая свои тряпичные кеды. «Что будет, если об этом узнает отец? Или мама… Он же меня изобьёт до смерти» – размышляла Настя. «Раньше об этом нужно было думать», – ответила совесть. – «В преддверии зайти в туалет нужно было думать об этом». А ногти продолжали кромсать толстовку.
– Настя!
– Я… я… – Она с трудом подняла голову. Её глаза наполнились слезами – серебряными бусами. Бусы покатились из глаз, задев иссиня-чёрную, нефтяную тушь. Слияние природы и творения рук человека – слёз и чернил.
– Кончай комедию, – не выдержал Эрнест.
– Извините, но так нельзя… – начала соцпедагог.
– Что ты сделала с моей дочерью?! – Он вскочил, схватил за узкие, опалые плечи Насти и начал трясти. Слёзы, серебряные бусы, сильнее смешались с чёрной тушью и побежали тёмными речками по щекам. И будь те настоящими бусами, как из той сказки, где красавица плакала жемчугами, они бы со звоном покатились по полу. Весь пол заполнился бы жемчужными бусами.
Директор оттолкнул Эрнеста, и тот врезался об стену.
– Это девочка что-то сделала с моей дочерью! – прокричал Эрнест, с трудом сдерживая эмоции. – Даша, – Он просмотрел на дочь, молчавшую на протяжении всего спектакля. – Что происходит?
Трагикомедия переходила то ли к кульминации, то ли к развязке. Даша не читала пьес, чтобы разбираться в композиции трагедий. Но ситуация накаливалась, и если она примет участие, не внесёт в лепту в это панибратство, то всё кончится печально.
– Она начала поливать меня мусором, пыталась сделать мне больно сигаретой! – и Даша не выдержала и тоже заплакала.
– Извини… извини.
– «Извини» сказала, и всё, что ли? – разъярился Эрнест. – А представьте, что бы случилось с моей дочерью, если бы они вообще её убили. А я знаю, что это тварь может это сделать. Вы посмотрите, что она сделала!
– Тише! – начал директор.
– Может, мне в суд подать на неё и её родителей? Где это видано, чтобы дети так жестоко обращались со сверстниками. Озверели совсем!
– Нет, никакого суда. Всё останется за пределы этих стен, моего кабинета, – сказал директор.
– Ах вот как! Вы пытайтесь по-тихому загладить дело, чтобы это не отразилась на репутации школы.
– Чего вы добьетесь судом, Эрнест? Разве что испортите себе репутацию – золотой фонд современного взрослого человека. Без этого никуда. Вы думаете, я буду ходить с запятнанной репутацией – с грязным пятном на рубашке перед людьми…
– Вы думаете, – гнул своё Эрнест, – что будете оставаться чистым и пушистым, хотя уже по уши в грязи. Эту грязь вы разводите, с этими ублюдками, – Эрнест посмотрел на эмо-девочку, продолжавшую рыдать.
– Прекратите вдвоём, – вмешался соцпедагог. – Забудьте о репутации, Юрьевич, – Она обратилась к директору, – так вопросы не решаются. Смотрите, как вы напугали детей.
Они