Четверо коллег прошли в зал, и после прохладного апрельского ветра, Жене показалось, что внутри было более чем тепло.
Стены укрывала отделка под натуральный камень, в зеркальном чёрном полу отражались красно-оранжевые светильники, на полу стояли милые бра. Из-за голосов людей музыка была почти не слышна.
Роман шел к столику, маневрируя мимо курящих посетителей.
Они сели и сделали заказ. Женя немного волновался и это было видно по тому, как его глаза бегали по залу, пока руки мяли салфетку. Роман усмехнулся и затем перевел взгляд на Вознесенского. Невозмутимым оставался только Петрович.
– Ты не дрейфь только, – засмеялся Саша. – Это не экзамен по анатомии… Мы не кусаемся. Хотя… За Рому не ручаюсь, ха-ха, – он заерзал на диванчике, поправляя под собой подушки. – Просто в этом-то и фишка – не сколько поесть, сколько поговорить, узнать, что ты за человек такой. Над телами особо биографию не перескажешь.
Это была их старая традиция – ходить с новым в Восьмёрке человеком именно в этот ресторан. И если Саша и Павел Петрович из рассказов о семье и учебе узнавали про коллегу новое, Роман находил подтверждение выхваченным из головы парня картинкам. Он сидел довольный, и никто не мог бы понять, чему он улыбается: то ли собственному преимуществу над остальными, то ли тому, что ему было интересно слушать, как именно новенький говорит, и как увиденное Романом обрастает деталями.
Санитар был невысоким парнем с темными волосами. Роман посчитал его красивым: гладко выбрит, с тонкими губами (у Жени была привычка поджимать их, когда он задумывался), узким носом, тёмными бровями и большими тёплыми карими глазами. Свет ламп отражался в этих глазах, таких живых.
Роман взял со стола чашку и сделал глоток зеленого чая (ему пришлось заказать его, потому что нигде не подавали растворимый кофе с молоком).
Женя рассказывал про то, как он подрабатывал в амбулатории. Потом разговор повернул в сторону школьных лет. И, как оказалось, трое, кроме Петровича, в городе были приезжими.
– Да мне вообще лет… семнадцать было, как переехал, – сказал Роман. – До этого в Харькове жили с мамой и братом.
– А я перебрался сюда в пятнадцать, – сказал Вознесенский. – Но там длинная история.
– А я в шесть, – добавил Женя. – И значит, я больше всех столичный житель.
Петрович снисходительно улыбнулся в ответ на реплики коллег.
Потом Женя повернул разговор к интересующей его теме.
– Я видел в ординаторской фото, – он обратился к Роману. – Ты там на себя вообще не похож!
– Согласись, стал лучше, – водитель усмехнулся. – Фотке года полтора, наверное… Не помню, – водитель затих. А потом добавил прежним бодрым тоном: – Я… болел просто.
Саша и Петрович переглянулись, когда Роман заговорил о «болезни».
– Ой, – сказал Женя. – Прости.
– Ну я же