Она вздрогнула, убирая флейту, быстро вскочила на ноги.
– Ты умеешь играть?
Она ничего не ответила, отступила назад, пряча флейту от его глаз.
Он ещё раз спросил удивлённо:
– Умеешь играть?
– Вы в первый раз назвали меня по имени… – разомкнула пересохшие губы.
– Да? Не заметил… – Он только подбородком повёл. – А ты, смотрю, мастерица удивлять, то ты оказываешься девственницей после Овидия, то вдруг на флейте играешь… Что ты ещё от меня скрываешь?
– Ничего… – Она повела головой отрицательно, пряча флейту за спину, отступила ещё немного назад.
– Смотри, я ненавижу всякого рода сюрпризы…
– У меня нет никаких сюрпризов для вас, и ничем я не собираюсь вас удивлять. Я такая, какая я есть… Если что-то вас поражает во мне – не моя это заслуга… Ничего намеренно я не делаю… – потом добавила вдруг, – … для вас.
Он покивал головой, принимая её ответ, поставил трипод посреди и сел, обхватив себя за плечи, вздёрнул подбородок:
– Ну, сыграй что-нибудь. Весёленькое.
Она обомлела, вскидывая брови, отступила назад, выдыхая:
– Я не буду…
– Не будешь? – Она повела головой, отрицая. – Почему? – Он наклонился вперёд, упирая руки в колени. – А если я прикажу?
– Всё равно не буду…
– Почему? Для меня не будешь?
– Не буду и всё!
Он долго молчал, разглядывая её, смотрел в лицо.
– Ну-ну… – произнёс вдруг.
– Вы можете владеть моим телом, но не моими желаниями, вы можете применять силу и власть, можете сделать больно, но никогда не заставите любить вас, выполнять ваши желания с удовольствием.
Он помолчал, разглядывая её, и она не терялась под его взглядом, уверенная в себе, в своём решении. В любых бы других условиях это вызвало бы уважение, но она была женщиной, его женщиной, и тем более рабыней, принадлежащей ему целиком и полностью.
Он вытянул ногу.
– Развяжи!
Ацилия поджала губы, она всегда так делала, когда он приказывал ей что-либо сделать, как же, наверное, бесится она внутри, пересиливая себя. Шагнула к нему, машинально пряча флейту за пояс – обыкновенный полотняный жгут, как рабыне пояс ей не полагался.
Склонилась у ног господина, села на пол, завозилась с ремнями калига. За это время она многому научилась, приноровилась даже к этой работе, только, развязывая узлы, держала в этот раз указательный палец на левой руке в стороне. Марций поймал её за запястье, притянул к себе уже сомкнутый кулак, – но что ему с ней было справиться? – разжал её пальцы. Взгляд наткнулся на многочисленные порезы, свежие и уже зажившие, самый большой как раз на указательном.
Поднял на рабыню глаза:
– Ты что это, сама себя режешь?
Она потянула руку, силясь освободиться.
– Так получается иногда… Я чистила котлы сегодня и вчера… и до этого… Я только учусь всему…
Он хмыкнул:
– Хорошо, что