Когда среди них оказалась Ацилия – «неумеха» и «молодая дура» – все женщины разделились: кто-то жалел её, ведь на её месте могла оказаться любая, а кто-то невзлюбил, называя «белоручкой», поручал самую грязную или тяжёлую работу. Она молча старалась всё это делать, по вечерам валилась с ног от усталости, по неопытности резала ножом пальцы, пока скребла грязные закопченные котлы.
– Давай-давай, – поторапливали её с усмешкой, – шевелись.
Авия жалела её:
– Что же это так? Зачем же он это делает? Разве можно тебя на такую работу? Ты посмотри на свои руки! Вспомни, какие они у тебя были!
Ацилия спрятала руки в складочках туники и устало вздохнула:
– Что я могу сделать… Я научусь же когда-нибудь…
– Надо поговорить с ним, тебе не место здесь!
– Кто с ним будет разговаривать?.. Ах, Авия, если бы ты знала, сколько раз я просила его позволить мне написать письмо в Рим, к родственникам, но нет! Он такой упёртый… Страшно! Злится… Ворчит недовольно… Я лучше тут, с вами…
– Его, кстати, наверное, снимут с центурионов, ты знаешь об этом? Слухи быстро расходятся…
– Да? Нет, я не слышала этого… За что?
– Да кто его знает. Легат взъелся, может, за драку с Лелием… Трибун сильно ругался, грозился пожаловаться на него… А Лелий-то на хорошем счету, он центурионом уже шесть лет, а твоего только-только, ещё полгода не прошло, как назначили…
– Подрались? Да-да, я помню… – Ацилия убрала со лба выбившуюся прядку волос.
– Лелий сам виноват, поносил твоего Марция, и тебя заодно…
– Меня? – Она опешила.
– А ты не знаешь? Да тут все собрались на это поглядеть… Скандал такой, ты что! Кричал, что ты ещё девушка, а Марций неспособный. Просил тебя ему продать… Ну и в том же духе, пока до драки не доорались… Я сама всё видела. Над Марцием тут все хихикали, он редко до женщин ходит, у него таких подвигов мало… А сейчас, как ты у него, все попритихли…
«Ничего себе, неспособный! – подумала Ацилия. – Странный – это другое дело… А что касается его способностей, то всё у него нормально, кому, как не мне об этом знать…»
А сама почувствовала, как кулаки сами собой стискиваются от внутреннего неприятия этого человека. Собственник он, как сам говорит: «Моё – это моё!» Разве можно таким быть? Ужасный человек…
Её взгляд мельком скользнул на отставного легионера в стороне от всех. Ветеран, инвалид, оставшийся без ног, он не уехал из гарнизона домой, переезжал с места на место благодаря доброте других, помогал, чем мог. То ножи наточит, то ложки вырежет, то стругает новые ручки для ножей. Ацилию он заинтересовал тем, что играл на флейте, которую тоже сделал сам. Самоучка, никто его не учил, а мелодии играл весёлые, забавные даже для такого человека.
Ацилия, глядя на него, почувствовала, как пальцы знакомо задрожали. Попросить бы… Сама не поняла, как пошла к нему.
– А мне можно?
– Умеешь? –