– Надо заняться золотом партии, – расфантазировался я. – Или, на худой конец, прихватить что-нибудь из ее имущества. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
– И вылететь в окно с десятого этажа, – отрезвил меня Костя, листая журнал. – Посмотри, вот она, та журналистка, – он ударил ладонью по одной из страниц журнала. – Ну и баба! Где же это она? В Карабахе. Ничего себе! Ну и что ты о ней скажешь?
Я взял в руки журнал и попытался составить о Костиной симпатии хоть какое-то впечатление. Женщина действительно была роскошная, как будто пришедшая из другого мира.
– Да-а! Судя по всему, редкостная стерва.
– Почему стерва?
– Красивая женщина редко бывает добродетельной, этого ей не позволяют мужчины.
– А почему редкостная?
– Стервы разные: некоторых видно сразу, другие долго прячутся. А это – редчайший тип: с первого взгляда видишь, что стерва, но никак не можешь в это поверить.
– Она не такая.
– Ну тебя и проняло! Не трать на нее время. Что вы будете делать? Пойдете в пельменную, а потом в кино? О чем будете говорить? О чем вообще можно говорить с женщиной, которая не знает, что такое уши от мертвого осла? Но самое ужасное, она не знает, что такое рыба первой свежести.
– Такой рыбы больше нет.
– Но она осталось в культуре. Как ты сможешь спать с женщиной, которая не читала Ильфа и Петрова. И которая не знает, что можно подтираться газетой.
Вечером состоялась пресс-конференция. Моим соперником от Народного фронта оказался Марис, мой однокашник.
Он дружески похлопал меня по плечу.
– Не выкинешь какую-нибудь глупость?
– Глупость – это ваша прерогатива.
Я бродил туда-сюда. Перед публичным выступлением меня всегда штормило.
Ко мне подвели какого-то гостя из Москвы, и я пожал его протянутую руку. Усевшись, мы молча уставились друг на друга, пока он первый не прервал молчание.
– Я не думал, что вы так молоды и… похожи на настоящего латыша.
– Я и есть настоящий латыш.
– Скажите, что вами движет?
Он выглядел старше меня лет на десять, а если присмотреться, то и больше. Типичный партийный функционер.
– Как дела в Москве? – спросил я, игнорируя его вопрос.
– Так себе. Люди ходят на митинги, слушают всяких прохиндеев. Но еще не вечер. Мы очень ждем вашего выступления. Задайте им жару.
– Что это изменит, – выдавил я, стараясь морщиться не слишком заметно. – Над всей Прибалтикой безоблачное небо. Неужели не видно?
– No pasaran! – он гордо вскинул голову.
– Если бы… – я не разделил его энтузиазма.
На другом конце зала я разглядел журналистку, которая очаровала Костю. Она была в обществе какого-то мужчины. Даже с такого расстояния можно было разглядеть кислую мину на ее лице, и это странным образом меня воодушевило.
– Конечно, мы выпустили ситуацию из-под контроля, – продолжал рассуждать московский гость, – но партия еще достаточно сильна, чтобы…
– Да, –