Я отошел к окну, ощущая потребность в глотке воздуха, и чуть отдернул штору. На ярко освещенной фонарями улице толпились люди. Они пели. У парадного входа стоял длинный черный «бьюик».
Костя встал у меня за спиной.
– Вот и американцы подъехали.
– Раз песенная революция, должен быть дирижер.
Вивиан со своим кавалером села в «бьюик» и укатила.
– Ты думаешь, они оба из ЦРУ?
– А разве здесь есть кто-нибудь не из ЦРУ или КГБ?
Костя почесал затылок:
– Есть. Ты и я. Правда, в тебе я не очень уверен. Шутка.
Мы опять помолчали.
– Девять из десяти революционеров – это всегда осведомители, – сказал Костя. – Интересно, почему революции все же случаются.
– Тебе лучше знать. Ты же историк. Но почему революция?
– Эта революция по отношению к предыдущей революции. Особенно по масштабам абсурда.
– Говорят, на набережной завтра соберется миллион.
– Что такое миллион? Единица и много-много нолей.
Я подтолкнул Костю плечом:
– Грех глумиться над эстетикой свободы.
До нас долетели яростные выкрики и захлебывающийся клекот мегафона. Я снова выглянул наружу. Там все еще колыхалась огромная толпа. Сквозь нее испуганно, по одному, пробирались депутаты фракции «Равноправие».
– Что будем делать? Отсюда не выбраться, – вздохнул Костя.
– Надо выбираться. Марсо никогда не поверит, что я всю ночь защищал всеми плюнутую советскую власть. Пошли!
В этот момент к нам подошел незнакомый мужчина. Он был на полголовы выше меня и шире в плечах.
– Уходим через парадный вход, – незнакомец говорил на чистом русском языке и был совершенно спокоен. – Держитесь вплотную за мной.
Мы переглянулись и подчинились.
Воздух снаружи был пропитан неконтролируемым буйством. Со всех сторон выкрикивали мое имя. В какой-то момент я подумал, что закончу день на фонаре.
Однако незнакомец уверенно шел сквозь толпу, как будто ее и не было. Значит, кто-то все же контролирует ситуацию. Это обнадеживало.
Толпа расступалась и смыкалась за нами.
Марсо сидела в кресле и говорила по телефону.
«Он вообще ничего не делает по дому! Он просто не способен на это. У него голова работает по-другому, чем у всех остальных. Он в своем мире. Он даже ничего слышит. Вечно витает в облаках, правда, время от времени вынужден возвращаться, но не часто. И на меня матом. Пока не услышишь, не поверишь. Все, явился, надо идти его кормить».
Положив телефонную трубку, Марсо подошла ко мне и обняла за шею:
– Ну что, навоевался?
– Ты права: я ни на что не способен.
– Видела тебя по телевизору. Не знаю, какие там приемы у этих телевизионщиков, но твоя очкастая физиономия блестела на всю страну, как сальная тарелка, поставленная на ребро под лампу.
– Неужели я так плохо