Солнце опять вставало над Степанчиковым в необъяснимой тишине.
И когда первые легкие звуки нарушили предрассветную тишину, а предметы начали обретать свои очертания, человек-тень покинул деревню.
Сплин и кокаин
Никита проснулся с двояким ощущением. С одной стороны, видимо, под влиянием чистого воздуха, было ощущение бодрости. Теоретически его тело даже было согласно на утреннюю пробежку. С другой стороны, чувство беспричинной тревоги и тоски навалилось вместе с первыми солнечными лучами.
Никита поднялся, похрустел суставами и шеей, а затем быстро открыл чемодан и достал из потайного карманчика коробочку. Открыв ее, Стеклов отметил, что порошка еще порядочно, но не хватает до конца «командировки». Нужно экономить, а то очень скоро произойдет прямое столкновение с окружающим миром.
С другой стороны, столкновения ему тоже хотелось. В этом месте пульс жизни действительно чувствовался иначе: то, что казалось важным, становилось неважно – хотелось тургеневской увесистости. Написанные тексты при перечитывании казались пошлыми, не драматичными и не смешными.
Стеклов испытывал зловещее ощущение: казалось, Степанчиково обладает некоторой спрятанной энергией, которая сильнее его воображения.
«Да что происходит? – корил он себя, – я, прожженный столичный яппи, уже подхвативший ставшую модной аристократическую усталость от жизни, – я, растерял тут все чувство юмора, вместо того чтобы найти спокойную обстановку для написания проклятой книги».
Стеклов зачерпнул ногтем щепоть кокаина и быстро вдохнул. Полегчало. Захотелось поговорить.
«Где этот чертов нефтяник? Странное дело. Дружелюбного соседа никогда не видно и не слышно; может это паранойя? Единственный человек, с которым вроде как есть о чем перекинуться словом – и тот вызывает тревогу. Хватит эскапизма. Если гора не идет к Магомету – Магомет пойдет к горе».
Стеклов еще раз взглянул на коробку с кокаином, на секунду задумался, быстро убрал ее в карман и уверенно вышел из дома.
Трактора, дороги, посыпанные гравием, пахучая трава и жужжащая мошкара сразу окружили Стеклова.
«Даже пасторальный пейзаж может быть депрессивным» – подумал Никита.
Мысль показалась оригинальной, но через секунду он уже корил себя за глупость. Хотелось пообщаться с местным населением, только с каким вопросом обратиться?
Народ поглядывал на чужака без злобы, но с некоторой опаской, как на нечто, не вписывающееся в течение их жизни. Жители деревни работали в огородах, возили тачки с навозом, пилили бревна, шли с лукошками, или просто стояли на улицах. Подходить к ним было неловко.
Стеклов поморщился. Ему пришло в голову, что провинциальный, деревенский образ жизни зря идеализируют. Нет у них свободного времени и спокойного течения жизни. Все что у них есть – скука. С другой стороны это величественная скука, она имеет другую природу, чем ее городская сестра; последняя мелка, ничтожна, порождена различными