В местном диспансере, женщина-нарколог молча слушала его исповедь. Вид у неё был скорбный. Столь же грустные, такие же иконописные, как у него самого, глаза её одновременно навевали тоску и спокойствие, густо припудренные вселенской печалью. Казалось, что она вот-вот отпустит ему все грехи.
«Наверное, это от сострадания», – думал Дима, – «Или от удивления?». И не в силах остановить поток вранья, он всё рассказывал и рассказывал о тревожной юности, когда был страстным, но бедным, любителем «ганжи» и связался с плохой компанией. О первой любви, и первой любви в подъезде дома номер шесть по улице Артиллерийской. О том, как с пути истинного его сбил дедов самогонный аппарат, а затем, после визита участкового, его сбил сам дед. Правда, уже не с пути, а с ног – здоровенный, килограмм девяносто весом, к семидесяти годам силы и молодецкой удали он не утратил. И о том, что теперь он глушит дешёвую водку, и только в одиночку, каждый вечер, а по утрам похмеляется…
– Всё? – спросила врач, тон её был мягок и насмешлив. – Фонтан иссяк?
– Не понял? – спросил Дима.
– Ты себя в зеркало-то видел, алкаш?
– Не понял? – упорно повторил он, понимая, что где-то прокололся.
– Ты слишком сладко выглядишь для похмелиста.
– Правда?
– И очень похож на мою первую любовь, кстати, тоже в подъезде, – при этом она провела пальцами по губам, и добавила. – И так же не хочешь идти в армию…
Последующий разговор шёл на подтексте, но сомнений не оставлял.
Тем же вечером Жигалов вкусил прелестей зрелой женщины, попутно отработав нужную справку. А в последующие месяцы действительно чуть не стал алкоголиком – сама нарколог пила много и со вкусом, никогда не приступая к делу «на сухую».
Ещё через полгода, весной, он получил военный билет с категорией «В», что означало – ограниченно годен к военной службе. А если по-русски, то это значит, что призовут только в случае всеобщей мобилизации, а значит войны на нашей территории.
Ещё через пять месяцев его за не посещаемость отчислили из университета, что его, в общем-то, не расстроило. К тому времени он прекрасно понял и проверил на практике, чего можно добиться одним лишь молодым телом. Как именно ему это удалось, он и сам ответить не мог. Всё как-то просто, само собой у него получалось тогда: то в баре, то в парке или музее, или ещё где, он встречал и с удивительной лёгкостью контачил с женщинами вдвое, а то и более, себя старше. А что если это призвание? Если это честность и взаимность? Люди встречаются, нравятся друг другу, при этом прекрасно понимая, чего каждому надо…
Если это действительно так, то он единственный, кому я завидую. Такой взаимности, во всех её проявлениях, мне всегда очень не хватало…
***
Так,