Я сделал круглые глаза. Берендеев заметил это.
– Черт с вами, называйте цену. Только не зарывайтесь!
– Вы правы, – холодно произнес я, – скульпторы, действительно, порой выпивают. И потом, сейчас они работают над очень ответственным заказом.
– Мы не на базаре! – одернул меня ректор.
– Именно поэтому… – я посмотрел ему прямо в глаза. Берендеев заерзал в кресле.
– И что же это за заказ?
– Солопов…
– Солопов?! – переспросил Берендеев. От изумления у него встопорщилась борода.
Солопов, наш прежний министр, погиб в прошлом году. В автомобильной аварии. Когда земля на его могиле усела, у меня в лаборатории появился некий чрезвычайно обходительный господин с роскошными усами. Приятный усач был облачен в добротный серый плащ, на голове его была шляпа из плотного фетра. Отрекомендовался незнакомец старинным знакомым покойного. И вот с этим милейшим человеком я в доверительной обстановке с коньяком и миндальным печеньем оперативно и к обоюдному удовольствию решил вопрос о памятнике.
Знакомый бывшего министра аккуратно покусывал печенье, деликатно прикладываясь к стопочке с коньяком (коньяк я держу для особых случаев), крутил большой круглой головой, рыскал глазами, рассматривая спартанскую обстановку в моем кабинете. Усач чем-то напоминал кота – многоопытного кота, который знает, как с точностью до миллиметра вычислить дислокацию съедобного врага. Его взгляд как бы случайно остановился на стеллажах с папками. Потом надолго задержался на насыпном сейфе, в котором я храню бумаги без грифа «Совершенно секретно», но которые стоят всех других бумаг, такой гриф имеющих. Впрочем, они представляли ценность только для меня. Разобрать мои каракули не под силу никакому графологу. Да и не такой я дурак, чтобы самое главное держать в служебном сейфе, дубликат ключей от которого имелся в 1-м отделе. Главное хранилось у меня в голове.
Я запомнил фамилию визитера. Лурье. Борис Борисович Лурье.
– Вам поручили изготовление памятника Петру Фаддеевичу Солопову?.. – продолжал изумляться Берендеев.
– А что тут такого? – в свою очередь удивился я.
Ректор впервые посмотрел на меня с уважением.
От Берендеева я вышел через пять минут. Двойник Менделеева выбил у меня обещание приступить к работе незамедлительно. Триста тысяч рублей – цена бюста – устроила и меня и, надеюсь, устроит моих запойных ваятелей.
Я мог бы сказать самому себе, что памятник Солопову теперь подождет. Да, мог бы. Если бы готовый памятник уже не находился в лабораторной подсобке. Там он стоял с января. Я предусмотрительно утаил это от Берендеева. Скульпторы изготовили памятник ударными темпами за неделю. Но Борис Борисович Лурье более не появлялся. Так бывает. То ли его, отчасти скорбная, отчасти благородная, миссия закончилась на стадии выдачи мне аванса, то ли миляга Лурье утратил интерес к усопшему министру.
Вообще, я заметил, очень часто покойник