Бюсты, в зависимости от воли или каприза богатеев, изготовлялись либо из бронзы, либо из мрамора, либо из гранита.
В мастерской работали два талантливых скульптора. Иногда ваятели запивали.
В запои они входили мягко, постепенно, так сказать поэтапно, и извещали о них заранее. «Левушка, друг ты наш сердешный, – говорили мастера, лаская меня ультрамариновыми алкоголическими глазами, – не бойся, все в срок сделаем. Памятник будет, что твой огурчик!» И точно, ни разу не подвели.
Я старался как можно меньше попадаться на глаза начальству. По этой причине бывал я в Институте не чаще двух-трех раз в неделю. Меня трудно было застать на рабочем месте. Я вроде как бы и был, и вроде меня как бы и не было.
Я принес в Институт три почти новых пиджака. Один, из тяжелого твида, всегда висел на спинке стула у меня в кабинете, второй, светло-бежевый, летний, болтался на гвозде в одном из лабораторных помещений. Третий, в крупную клетку, похожий на клоунский, подаренный Петькой и, по его клятвенным заверениям, снятый им с пьяного Евгения Евтушенко, пылился у моих скульпторов в подсобке.
Наличие пиджаков недвусмысленно намекало на то, что их хозяин где-то рядом, что он просто вышел. Переизбыток пиджаков никого не удивлял. Если мной интересовался кто-то из высшего институтского руководства, мои верные соратники отвечали, что заведующий лабораторией или приболел, или отбыл в местную командировку. Так вели себя многие руководители среднего институтского звена. К этому привыкли. А лаборатория тем временем работала, жила, сотрудники по мере сил «двигали науку» и исправно получали зарплату.
Эту манеру руководства, как бы из укрытия, я перенял у своего предшественника, членкора «Большой Академии» Лени Шихмана, который уверял: чем реже бываешь на работе, тем лучше.
«В тени меньше потеешь», – говаривал он.
«Надо уметь правильно наладить механизм управления коллективом, – втолковывал он мне. – Надо дать людям возможность работать без оглядки на начальство. Больше самостоятельности, больше умеренной и здравой инициативы! Но… – тут Леня со значением шевелил бровями, – чтобы ни о кого не могло возникнуть крамольной мысли, что можно вообще обойтись без шефа, надо иметь некий оселок, на котором все держится. Самое простое и верное – это подпись. Которую на некоторых, исключительно важных, документах не имеет права ставить никто, кроме тебя».
Несколько лет назад Шихман отправился на лето к дочери в Штаты. Да там и остался. Теперь Леня читает лекции в каком-то университете на Восточном побережье. А я унаследовал его лабораторию.
…Моя официальная научная тема была где-то на задворках науки, лаборатория больших площадей не занимала. Сотрудников у меня было раз-два и обчелся. Это я к тому, что лаборатория не привлекала к себе пристального внимания со стороны институтского и министерского начальства.
Повторяю,