А говорила она и правда о чем-то странном:
– Понимаешь, органы внутри меня дерутся и плюются друг в друга. Ничего постоянного, никакой стабильности. Разрушение и созидание составляют единый цикл, выходят друг из друга и собираются в одно. Надо мной смеется безумие.
– Какое безумие, детка?
– Мы не друзья и не враги, но я не позволю ему распоряжаться такой роскошью. Это великий баланс. Добра и зла не существует, есть лишь пути, в соответствии с которыми ты двигаешься либо наверх, либо вниз.
– Я не понимаю, милая, может уйдем?
Но они остались, а ушел я. Какое безумие, детка? Что разрушится, детка? Есть что-то умиротворяющее и одновременно опускающее на дно во всей этой игре, состоящей из букв, символов и предложений. Она разбиралась и собиралась каждый день, когда он разбирал и собирал детальки своей игровой приставки, а я разбирал и собирал весь хлам в своей квартире, что так или иначе напоминал мне обо всех этих случайных и напрасных встречах, в результате которых я не помнил ничьих лиц.
Эта игра не делает нас ни слабее, ни сильнее, но лишь пока. Потом рано или поздно кто-нибудь захочет прекратить игру. И в этот момент все разрушится.
Что разрушится, детка?
5
По ночам плакал. С приступами грусти настигало чувство вины. Такой брутальный персонаж и так часто плачет – это неправдоподобно. Правдоподобно, неправдоподобно – неважно. Я дал себе слово, что буду рассказывать только правду. Ловите первое суждение: в мире нет противоречий. Ловите сразу второе, логически вытекающее из первого: нет противоречия в том, что ночью я заливал слезами соседей, а днем собирал на себе взгляды самых популярных девушек.
Можно думать о смерти и ставить чайник. Можно думать о жизни, пытаясь проглотить последнюю пачку таблеток. А можно удивляться тому, каким образом ты умудрился разложить все вещи по коробкам за пару часов.
Сил хватило на одну коробку. Взял, понес на свалку. На пути резко бросил ее в сторону, подбежал к мальчику на самокате, попросил прокатиться. Нет, просто резко вырвал самокат из его рук и уехал. Потом извинялся, мальчик оказался не злопамятный.
Плохая была идея – собрать все вещи. Я сижу на подоконнике, наблюдая за квартирой и теряю ощущение того, что она моя. Я не имею ни малейшей причастности к этим голым стенам и коробкам, внутри которых прошлое человека, не желающего быть собой. Зачем моим глазам видеть все это и то, как мое тело изо дня в день копошится в этой квартире, делая невесть что. Почему Создатель не отдал их человеку, который, может быть, всю жизнь мечтал увидеть дерьмовую жизнь во всей ее красе.
Есть ли Создатель?
Пауки плетут паутину за шестьдесят минут. Я разочаровываюсь в себе за десять. Птицееды