– Ребёнок может испугаться и промолчать, – возразил Ян, – он всего-навсего маленький мальчик. Маг и воришка – сообщники. Они – порождение сатаны. Об этом говорит и дьявольская сова, выглядывающая из плетёного кувшина. А всё действие происходит мрачным вечером у городской стены. Хорошо, что ты изобразил осуждающий взгляд монахини. Очень кстати. Потому, что доминиканцы уже недовольно поглядывают на тебя из-за твоих танцующих на свадьбах монахов, а тут ещё и это, – Ян перевёл дыхание, – так и до ареста недалеко, – его голос зазвучал тише и глуше, он быстро перекрестился, – а там…
– Городское правление не допустит – так же глухо, но резко перебил брата Гуссен, – отцы города сами заказывают подобные картины Иерониму, они выглядят вполне нравоучительно, – он немного помедлил и добавил, – да и притихли сейчас доминиканцы.
– Выглядят вполне нравоучительно, – процитировал Ян брата, – в твоих словах скользит сомнение, Гуссен, а что уж там говорить о доминиканцах.
– Мои танцующие монахи – преимущественно францисканцы, они проповедуют не отказываться от веселья и праздников, а уныние провозглашают грехом, – пояснил Иероним.
– Верно, – согласился Антониус, – поэтому доминиканцы даже к францисканцам относятся подозрительно. А грызня между ними на руку городским властям, она не даёт монахам и священникам полностью захватить наш славный Ден Бос.
– Вполне возможно, что монахиня смотрит на трюкача не осуждающе, а с любопытным интересом, – усмехнулся Гуссен, а про себя додумал, – «и в этом вся соль», – вслух же добавил, – а умный совёнок, олицетворяющий мудрость, как у стародавних греков и римлян, взирает на происходящее с печалью или с ужасом.
– Любопытно, что подумает обо всём математик, когда увидит законченную доску? – Задалась вопросом Херберта.
– А что ты сам скажешь, Иероним? – спросил Антониус младшего сына.
После недолгого молчания Иероним улыбнулся и тихо произнёс:
– Я просто изобразил вполне обыденную сцену городского жития, знакомую любому горожанину.
– Ты изобразил непросто при простой композиции, дорогой братец, – тихо возразил Гуссен, – изобразил таким образом, что зрители безудержно смеются и это вовсе не добрый смех. Возможно, Ян прав, лучше было бы обойтись без святош на картине. Зачем вызывать их злость?
– Без святош любая сцена из тех, что я пишу была бы неполной и даже неправильной. Они живут той же греховной жизнью, что и остальные горожане, но не любят об этом вспоминать.
– Твои напоминания они точно не забудут, могут и припомнить при случае. Будь осторожен, – снова взялся за увещевания Ян.
– Я изобразил