Прилуцкая, Воротенникова, но от Переваловой я подобного ждать подумать бы не смогла…
Директриса проглотила комок в горле и обреченно махнув рукой отвернулась, глотая слезы. Стоящие позади нее учителя и школьники, потрясенные происшедшим молчали. Стоящий где-то во втором ряду Славка так и вовсе потерял дар речи, смотря только на Лену и не на кого больше. А Лена посмотрев в ответ на него вдруг сделала шаг вперед и произнесла.
– Инициатором драки была я, и только я, девчонки не виновны…
– Нет, нет! – закричал взбешенный Славка, – не верьте вы ей! Прилуцкая заставила её оговорить себя!
– Милиция разберется, – устало произнесла директриса.
Как обезумевший Славик изо всех сил рвался защитить Лену, его еле утащили с поляны два рослых десятиклассника.
А вот директрисе Полине Петровне уйти с проклятой поляны уже не было суждено. Она вдруг схватилась за сердце, все засуетились, забегали, начали вызывать скорую, но ничего не помогло. Женщина директор, воспитавшая не одно поколение учеников, отдавшая школе сорок лет жизни умерла в одночасье не сумев перенести позора.
Глава 9
Городская молва явно переусердствовала. События в лесопарке сами по себе исключительные для маленького провинциального города были расцвечены волною слухов деталями, уже совсем фантастическими, которые в судебном разбирательстве не подтвердились: Когда Пантелеева и Говорова лежали в больнице, там умирала от тяжелой болезни их ровесница – тоже пятнадцатилетняя девочка. Городская молва, тревожно сосредоточенная на этом деле, отожествила её с потерпевшими.
Весть о том, что жертвы избиения умирают, ещё больше взбудоражила страсти…
Поздно вечером, накануне последнего дня, когда судьи должны были удалиться в совещательную комнату, перед домом, где находился суд, собралась большая толпа. Она шумела, она настаивала:
– Расстрелять!
Вывели подсудимых, толпа заклокотала…
На лице подсудимых девочек был написан ужас. Первый раз в жизни они поняли, что это такое – «разбираться не морально а физически».
– Назад! – остановил толпу лейтенант милиции. И в наступившей тишине яростно выдохнул, – Это же дети, дети…
И хотя самосуд неприемлем, дик, независимо от возраста его жертв, это пронзительное, это ранящее «Дети!» подействовало на толпу, бурлящую от гнева, как мощный удар электрического тока. Да, это были дети-ровесники юного города…
Последний день суда должен был пройти в стенах школы. В актовом зале собралась половина населения всего того маленького городка, в котором подобное происшествие было немыслимым ЧП. Где-то в задних рядах сидел и отец Лены священник, который даже ради такого случая не пожелал переодеться в мирскую одежду, пришел в церковном облачении. Тут же сидели многочисленные братья и сестры Лены, только не было её мамы, она слегла, узнав о трагедии.
И вот