Лжедьявол. Екатерина Хайд

женщина, чей возраст на самом деле находится между двадцатью пятью и тридцатью, однако меньше сорока трёх ей никак дать нельзя: кожа у неё дрянная, вся в рытвинах и коростах, волосы сальные, взгляд потухший. Сказать по правде, Ева Павловна гораздо органичнее смотрелась бы в болоте, среди кикимор, жаб и утопленниц, где при приглушённом лунном свете она пряталась бы в камышах, пугая или заманивая путников. Но судьба распорядилась таким образом, что Ева Павловна оказалась в подсобке книжного магазина, где имеет возможность чуть не весь день болтать по телефону да потягивать чай с пряниками. Возможность пить чай на рабочем месте удерживает на оном многих, и, пожалуй, именно она и стала решающей для Евы Павловны.

      В дверь её, вделанную в раму книжного стеллажа, стучат и, не дожидаясь позволения, заходят. Еве Павловне, строго говоря, нет до входящих никакого дела, и незачем даже было стучать, потому как распивать чаи в подсобке позволяется всем, но только во время перерывов.

      – А что Гришка? – кудахчет Ева Павловна в трубку. К визитёру она даже не поворачивается. Голос у неё в противовес внешности не низкий, грусавый и липкий, а высокий и довольно живой, улыбки в нём однако никогда не слышится. – Ой, дурак! А я ведь говорила тебе!..

      Визитёр не уходит и даже не садится пить чай, а маячит у Евы Павловны за спиной, чем очень её раздражает.

      – Я перезвоню, – обещает она и кладёт трубку. Потом медленно, словно боящийся спугнуть жертву хищник, поворачивается ко входу. Не исключено, впрочем, что медлительность её обусловлена лишним весом.

      У закрытой двери в подсобку раскачивается девушка, на бейдже у неё значится: «Надя». Ей тоже больше подошло бы пребывание в болоте в качестве нечисти, хотя на Еву Павловну Надя не походит: она худая, если не сказать тощая, с глубоко запавшими мёртвыми глазами и осунувшимся лицом, спрятанным под длинной чёлкой. Можно назвать её сиреной, можно – кикиморой, можно вообще никак её не называть, а просто посоветовать бедной девушке высыпаться хотя бы изредка и закусывать свой чай без сахара пряниками.

      – Что? – рявкает Ева Павловна. Лицо у неё такое, словно она делает подчинённой большое одолжение, обращая на неё внимание.

      – Там ещё одна, – отвечает Надя, кивая головой на дверь, – на собеседование.

      Ева Павловна понимающе кивает и начинает шарить по столу в поиске анкеты. Надя неслышно удаляется.

      «Опять баба! – думает Ева Павловна с нескрываемой досадой. – Хоть бы один мужик пришёл! Кто коробки тяжёлые таскать будет?»

      Словно кто-то мог бы слышать её мысли, в их подтверждение Ева Павловна толкает носком ботинка коробку. Она ни на миллиметр не сдвигается – тяжёлая, стало быть. Удовлетворённая собственным доводом Ева Павловна натягивает дежурную улыбку, которая, впрочем, совсем её не красит, и выходит из подсобки.

      Посетителей немного: две девчонки копаются в блокнотах и тетрадях, время от времени умиляясь рисунку – скорее всего, ничего не купят; беспрерывно облизывающий губы мужчина листает