– Степан Степаныч?! – в изумлении уставился Мустангов на босса.
– Ооо! Новенький наш! Петруха! Только первый день, а уже, смотрю влился в наши ряды!
– А чего тянуть? – ответил за Мустангова Дронский, наливая себе бурбона около барной стойки. – Он уже в первый день зарекомендовал себя как исполнительный сотрудник, не так ли?
– Да, Петя мне сразу приглянулся. есть в нем что-то… Покладистое! Не жопорвач и не жополиз. Золотая серединочка!
– Вот! С языка сорвали! – подтвердил Дронский, хлопнул шот и облокотился на стойку. – Расскажите ему, Степан Степаныч, как докатились до жизни такой, алкотворческой!
– О, это можно! – улыбнулся Ковригин, прошел из-за барной стойки в зал и расположился за одним из столиков. – Я ведь, Петруш, всю жизнь после армии на ответственных должностях. И сын мой тоже. Всегда тянул привычную лямку и при Союзе, и развалили когда, и при нынешних… И в голову не приходило, что возможна какая-то другая жизнь – насколько служба ко мне приросла, как другая кожа. А затем у меня внучка родилась, когда подросла немного, попросилась в художественную школу. С детства любила книжки про художников, выставки, картинные галереи. И вот однажды пришла из школы своей рисовальной и говорит: «А знаешь, дедушка, что главное для человека? Уметь выразить себя так, как никто другой не сможет. Мы все уникальны, только большинство людей не знает о своей уникальности. А помочь ее обрести может только искусство!» Во! Представляешь, Петруш, что мне десятилетняя деваха выдала? Я сначала не придал значения ее словам – мало ли, чему там художники ученикам своим впаривают. Каждый ведь себе на уме, пупом Земли себя считает! Но затем что-то во мне екнуло – понял, что и правда не хватает мне чего-то важного в жизни. То, что у вас, молодых, «самоидентичностью» называется. И решил себя в искусстве попробовать. Чего мне терять? Только ничего путного не получилось, мазня какая-то голимая. Да и внучка забраковала, а у нее глаз наметан уже был. А потом выпивали как-то с приятелями, армейские годы вспоминали, и вот один из них и говорит: «А помните картину „Совет в Филях“, у нашего ротного висела в кабинете? Около которой он нас клясться в любви к Родине заставлял? Еще любил добавить в конце, что нам до тех генералов как до луны раком! А чего их уважать то, Степаныч, скажи, ведь Москву то они профукали! А вообще, чтобы почувствовать себя в 1812 году, надо коньяк „Наполеон“ коньяком „Кутузов“ заполировать, и все!»
Степан Степаныч остановился перевести дыхание и, видя заинтересованный взгляд слушающих, с вдохновением продолжил:
– И тут, ребятки, меня осенило! Искусство – оно же, мать его, многогранно и многолико! А что произойдет, если я свой творческий порыв с выпивкой совмещу? Обмакну, так сказать, свою музу в этиловый спирт? И тут понеслось! Идеи, фантазии! Все премии на коктейли спускал! А когда