Фёдор Степанович, отыскав, наконец, тапок и облачившись в пушистый мягкий халат, поправил одеяло, прикрывая оголившиеся плечи супруги, чуть задержался, бросил ещё один нежный взгляд, выключил лампу и направился прочь из спальни.
Сам он проснулся больше часа назад. Сначала ворочался, пытаясь доспать, но всё больше и больше погружался в давно знакомое состояние тревожно-радостного ожидания. Оно росло с каждой минутой, не отступая, покуда Фёдор Степанович не проснулся окончательно и не рассмотрел в себе тот самый чёткий природный зов.
– Что на этот раз… – размышлял он с лёгким любопытством, последовательно умываясь, перекусывая наспех сделанным бутербродом с сыром под стакан сладкого чая и переодеваясь из леопарда в серую спецовку с яркими оранжевыми нашивками. – Не похоже на электрику. Скорее вода… Да-да, ближе к воде.
Пока это щемящее чувство не доросло до крещендо, Фёдор Степанович, человек многоопытный, знал: в запасе еще 30 минут, как раз на дорогу.
Заботливо прикрытая в спальню дверь открылась ровно в тот момент, когда ботинки были на ногах, куртка – на мощном (ну ладно, уже чуть рыхлом) торсе, а рука – на ручке входной двери.
– Федь, вызов? – в дверном проеме почти кокетливо образовалась домашняя тигрица.
– Да, солнышко, надо бежать, – извиняющимся голосом ответил Фёдор Степанович, всем телом ощущая стремительно нарастающее волнение.
– Подожди, подожди минуту, – притормозила супруга и на вечность скрылась за дверью.
Сердце с каждым мигом ускоряло ритм, теперь к томлению добавилась объективная тревога.
– Документы! – вернулась, наконец, Маруся. – Чистила куртку вчера.
– Ой спасибо, Мусечка, – обнял супругу Фёдор Степанович. – Уехал бы, балда!
Поцеловав супругу в губы, он выскочил в подъезд, спустился, прыгая через ступеньку, с четвертого этажа и буквально выбежал на легкий утренний февральских морозец. Завёл без труда, спасибо глобальному потеплению и немцам, новенькую красную BMW (кризис среднего возраста в разгаре), и, превышая все разумные и неразумные скоростные лимиты, за 24 минуты добрался до пункта назначения, а именно – за МКАД, в пригород, на улице У-чёрта-на-куличках. Ровно так Фёдор Степанович и именовал эту дислокацию в сердцах. Само сердце, тем временем, всё больше сжималось, переходило с темпа вальса на ритм самбы и обратно, бросало владельца то в жар, то в холод.
– Ааааа, будь они прокляты, эти замкадыши, – несвойственно для себя выругался Фёдор Степанович. Он с недовольством обнаружил, что ни одного