– Но для папской аудиенции мне пришлось надеть другой наряд, – однажды весело сказала она, – следуя привилегии де ла Марков, – аудиенцию для Аннет устроил епископ Кардозо. Баронессы де ла Марк имели право носить белое в присутствии папы. Соответствующий документ висел в новом поселковом музее.
– В ознаменование заслуг семьи и лично баронессы Элизы перед священным престолом, – к письму приложили печать с ключами святого Петра, – сим подтверждаем привилегию белого для семьи де ла Марк, – за завтраком Аннет смешливо сказала:
– На заседание комиссии все явятся в сандалиях и майках, но мы с папой чопорные европейцы и оденемся соответствующим образом…
Длинные, загорелые ноги сестры твердо стояли на белом кафеле пола. От Аннет успокаивающе веяло ее любимой лавандой.
– Она каждый вечер звонит в Мон-Сен-Мартен, – пришло в голове Розе, – она и папа, – доктор Гольдберг рассказывал Ладе о случившемся за день, Аннет ворковала с маленьким Виллемом.
– Она не воркует, – поняла Роза, – она тоже все ему рассказывает, – племянник пока выговаривал только несколько слов, но Аннет утверждала, что сын ее понимает.
– И мой мальчик или девочка меня поймут, – тоскливо подумала Роза, – но что, если ребенок родится больным? – Аннет озабоченно спросила:
– Все в порядке? Мишель побежала в бассейн. Нам скоро уезжать, она хочет поболтать с подружками, – Роза открыла рот, но слезы сами собой покатились из глаз.
– Я, – девушка хлюпнула носом, – я… Аннет, я… – старшая сестра ласково привлекла ее к себе.
– Ждешь ребенка, – утвердительно сказала она, – тогда надо не плакать, а радоваться, Роза…
Девушка помотала головой.
– Ты не понимаешь. Я не знаю, что делать, я должна или не должна… – Роза уткнулась мокрым лицом в шелк блузки. Аннет поправила ее сбившийся набок парик.
– Надо поговорить с папой, – рассудительно заметила старшая сестра, – он плохого не посоветует, – Роза испуганно отстранилась.
– Он будет недоволен, – девушка прикусила губу, – он начнет меня ругать, – Аннет вздохнула:
– Милая, он живет ради нас и Лады. Он ждет внуков, – сестра погладила Розу по мокрой щеке, – никто никого не будет ругать. Пошли, – женщина взглянула на часы, – он заканчивает прием. Только умойся, здесь тоже у всех длинные языки, – высморкавшись в бумажную салфетку, Роза плеснула в лицо водой.
– Ладно, – мрачно сказала девушка, – ты права, нечего тянуть.
Немного искривленные пальцы Эмиля всегда четко заполняли истории болезни.
– Незачем ссылаться на плохой почерк, – сварливо говорил он молодым врачам, – ваш преемник должен прочесть, что происходило с пациентом…
Гольдберг хорошо разбирал небрежный